Томек в Гран-Чако
Шрифт:
– Не беспокойся, Збышек! Длинная Рука и Антонио уверяли меня, что в Чако водятся олени, тапиры, пекари, крокодилы, обезьяны и птицы, – утешил его Томек.
– Ну, и кто из вас отважится есть крокодилов и обезьян? – возмутилась Наташа.
– Крокодилье мясо не так уж плохо! – весело ответил ей Томек. – Я его пробовал в Африке.
– Я предпочту умереть с голода, чем съесть обезьяну, – не сдавалась Наташа.
– Сразу видно, ты еще не знаешь, на что способен действительно голодный человек, – сказал Томек.
– Томек прав, – вмешался Вильмовский. – Индейцы часто живут впроголодь и потому едят все, что попадается.
– В лагерях сборщиков каучука я видел, как индейцы ели древесных червей, муравьев и термитов, – вставил Уилсон.
– С такими лакомствами мог бы согласиться только разве Тадек Новицкий, он-то из любопытства готов хоть в пекло заглянуть, – с юмором произнес Томек.
– Я его хорошо понимаю, меня тоже всегда тянет попробовать в разных странах местной пищи, – сказала Салли. – Но сейчас у меня одна мечта – вытянуться в гамаке. Надо успеть спрятаться под москитной сеткой, пока комары не принялись за свое.
Все были измучены, так что Томек назначил мужчин на ночную стражу и вскоре в лагере наступила тишина. Ночь прошла спокойно, но на рассвете участников экспедиции разбудил гвалт в деревеньке чиригуано. Стоявший в дозоре последним Збышек известил Томека, что Антонио отправляется восвояси, поэтому участники экспедиции вышли на берег проститься с метисом и его гребцами.
Перед тем, как сесть в лодку, Антонио еще раз пожал руку Вильмовскому и вполголоса сказал ему:
– Длинная Рука уже послал за лошадьми. Через несколько дней вы сможете тронуться в путь. Чиригуано устраивают прощальный пир, женщины уже готовят чичу. Будьте начеку! Пьяные чиригуано становятся буйными и драчливыми.
– Спасибо, Антонио, будем об этом помнить, – поблагодарил Вильмовский.
Лодки поплыли вверх по Пилькомайо, участники же экспедиции приступили к завтраку. Не успели они его закончить, как в степи раздался топот и крики. В облаке пыли показался десяток с лишним лошадей и мулов, во всю прыть несущихся по направлению к деревне. Оба Вильмовских, Уилсон и Збышек поскорее закончили завтрак и побежали на берег Пилькомайо, откуда раздавались призывные крики. Динго, измученный неподвижным сидением в лодке, охотно понесся вслед за Томеком.
Чиригуано с криками, размахиванием рук облепили берег реки, делавшей в этом месте большую излучину. В воде бултыхались разгоряченные лошади и мулы, у каждого на спине сидели без седла по двое парней. Растянувшись в цепочку, индейцы не выпускали коней и мулов на берег, а тем в воде не удавалось сбросить с себя молодых, гибких всадников.
– А, так вот он какой, чиригуанский способ объездки лошадей! – весело воскликнул Томек.
– Молодцы, здорово у них получается! – заметил Вильмовский.
– Значит, стоит загнать лошадей в реку, и мальчишки, ничем не рискуя, могут подплыть к ним и взобраться на спину, – добавил Збышек.
– Я с удовольствием и сам бы объездил себе лошадку.
– Я тоже, – произнес Томек. – Но уж если здесь объезжать коней доверяют юнцам, нам не следует этого делать. Я объезжал диких мустангов в Аризоне, но там это было занятием опытных мужчин, нетрудно было сломать себе шею.
– В чужой монастырь со своим уставом не суйся, – поучительно произнес Уилсон. – Индейские племена в обеих Америках по-своему свыкались с лошадьми, и ничего удивительного, что эти новые культуры стали разниться друг от друга, хотя и сходства тоже хватает [103] .
103
Между индейскими культурами существовали как сходства, так и различия, возникшие после появления лошадей на обоих американских континентах. Холодные, продутые ветрами степи Патагонии, заросшие травой равнины пампасов и леса Чако напоминали североамериканские прерии. Культуры на этих территориях возникли примерно в одно и то же время и также погибли в результате вторжения европейцев. Белым не удалось предотвратить захват лошадей индейцами, и те из пеших кочевников превратились в конных. Как в Северной, так и в Южной Америке независимо друг от друга индейцы придумали пеммикан (концентрат из сушеного мяса с жиром), одинаково искали они советов и указаний в снах и видениях, истязали себя в погребальных обрядах. Такое развитие схожих обычаев в разных культурах весьма интересно, поскольку нельзя объяснить это явление сходными географическими условиями, и перенесением их людьми с одной территории на другую, поскольку их разделяли тысячи километров первобытных джунглей.
Между двумя культурами существовала и заметная разница. В отличие от североамериканских индейцев индейцы Южной Америки переняли от испанцев конскую сбрую: седла, уздечку, стремена, аркан, изобрели собственный вид пальцевого стремени, вместо лассо предпочитали использовать свое бола. По причине того, что в Южной Америке не было таких огромных стад промысловых зверей, как стала бизонов в Северной Америке, где вокруг бизонов образовалась знаменитая бизонья экономика, индейцы Чако не собирали конских табунов, а просто в случае необходимости воровали их у испанцев. Многие южноамериканские конные кочевники стали известными гаучо.
– Верно, верно, господин Уилсон! – поддержал его Вильмовский. – При различных условиях могли сложиться разные обычаи и способы жизни.
– А мне кажется, все-таки одни заимствовали у других новые образцы, – вставил Збышек.
– Могло так быть, но необязательно, – возразил Вильмовский. – Схожие явления культуры могут родиться независимо друг от друга в разных местах, в совершенно разных природных условиях, в разных цивилизациях. Например, индейцы Северной Америки изобрели собственные виды седел, подушечное и каркасное, а такое вот подушечное седло с подпругами существовало уже пять тысяч лет в разных культурах Старого Света. Из этого можно сделать вывод, что схожие открытия возникали независимо друг от друга в различных частях света.
В этот момент Динго тихо заворчал. Томек огляделся, ища, что могло обеспокоить его любимца, и ткнул локтем в бок стоящего рядом отца:
– Папочка, ты только погляди на Габоку!
Вильмовский вскинул изумленный взгляд. На берегу реки стоял Габоку, из-за прикрытых век наблюдал объездку коней и мулов. Вместо европейского одеяния на нем была лишь набедренная повязка из кожи броненосца и ожерелье из зубов ягуара, такие ожерелья могут носить лишь охотники за ягуарами. По обычаю сюбео лицо и обнаженное его тело были раскрашены красной краской. Один только пояс со свисающим с него револьвером объединял его с миром белых людей.
– Да это сейчас совершенно другой человек! – вполголоса произнес пораженный Вильмовский. – Даже чиригуано смотрят на него с восхищением.
– Ожерелье из зубов ягуара и повязка из кожи броненосца символизируют достоинство и отвагу, – пояснил Томек. – Видимо, чиригуано узнали в нем охотника за ягуарами. Сюбео боятся этих кошачьих, они верят, что ягуар – это злой колдун либо собака колдуна. Именно по этой причине охотники на ягуаров пользуются у большинства уважением. А чиригуано уж точно не менее суеверны, чем сюбео.
Вильмовские еще понаблюдали за объездкой верховых лошадей. Длинная Рука заверил их, что коней и мулов будут заводить в воду по нескольку раз на день и вскоре они смирятся со своей судьбой.
Вернувшись в лагерь, Томек и Збышек застали своих благоверных в отличном настроении.
– Жалко, мальчики, что вас не было, когда молодые женщины-чиригуано пришли нас навестить, – приветствовала их Наташа.
– Ну и как же вы с ними объяснялись? – со смехом спрашивал Збышек.
– На пальцах?