Томек в стране фараонов

Шклярский Альфред

— Все, хватит с тебя! — признал Новицкий и почувствовал огромное облегчение. Он усмехнулся про себя, подошел и вытащил из-под груды вещей корбач. Победно стрельнул им над головой.

А Смуга тем временем спустился к Томеку. Молодой Вильмовский, побледневший от эмоций и усилий, нес вахту у дверей каюты «фараона».

— Не пытался выйти? — удивился Смуга.

— Нет, — ответил Томек.

— А стражники?

— Все еще не успокоились, пробуют освободиться. Слышишь?

— Я пришлю тебе людей. Стреляйте в каждого, кто выйдет.

Томек только кивнул, понимая, что

иного выхода нет.

На палубу все еще выводили невольников. Некоторые были в наручниках, другие — такие ослабевшие и больные, что им приходилось помогать. Гарри и его уцелевших людей стерегли солдаты Гордона.

— Тадек! — позвал Смуга. — Возьми людей, надо помочь Томеку.

Когда они оказались внизу, Смуга повысил голос:

— Открывай! Тебе ничто не поможет, ты окружен.

Ответом была тишина.

— Высадим двери, — предложил Новицкий.

— Только не забывайте об охране, — предупредил Смуга.

Моряк изо всех сил пнул замок, через минуту дверь распахнулась настежь и из нее появился негр. Клинком сабли он атаковал Новицкого. Тот уклонился. Раздался глухой звук выстрела и негр упал лицом вниз, а сабля застряла в двери. Смуга спокойно убрал револьвер.

— Я же говорил осторожно! — холодно проговорил он.

Все заглянули внутрь каюты. На постели лежал какой-то человек. Казалось, что он спит, но одеяло, которым он был прикрыт, было покрыто пятнами крови. Зрелище было не из приятных.

Смуга, Новицкий и Томек задержались в дверях. Вот человек, приведший к трагедии стольких людей. Способный, деятельный, но с разумом, охваченным больной, злой идеей. Друзья так до конца не разгадали ее. Их победа была отравлена вкусом горечи.

Новицкий все-таки приблизился и открыл лицо лежащего. Оно было черным! Значит, это не «фараон»! Скорее всего, второй негр, служивший его личной охраной. Только теперь они заметили широко открытый иллюминатор. Новицкий выглянул из него и, побледнев, повернулся к друзьям.

— Там полно крокодилов, и они как взбесились, — неохотно сказал он.

Выглянувших вслед за ним Смугу и Томека тоже обуял ужас.

— Принял смерть, которую уготовил мне, — прошептал Томек.

— Пойдем. Нам теперь здесь нечего делать, — резко бросил Смуга.

— Подожди немного, — Томеку хотелось осмотреть каюту.

На стене висели регалии фараоновой власти. Под ними на столике рядом с подсвечником стоял предмет под наброшенным на него обрывком золотистой ткани. Под ней засверкала статуэтка фараона в охотничьем убранстве. Первым взял ее в руки Смуга.

— Салли говорила, что для золота она слишком легка. Совершенно верно.

— Ты прав, Ян, — подтвердил и Томек, загадочно улыбаясь.

— Что опять за этим кроется? — нетерпеливо спросил Новицкий.

— Когда-нибудь я вам об этом расскажу, — Томек взял фигурку из рук Смуги.

Коридор был полон людей. У каждой каюты стояли солдаты Гордона и негры Кисуму.

— Утихните! — призвал всех Смуга. — Мы даем вам две минуты, потом выкурим вас оттуда и оставим неграм.

— А вы нас отпустите? — спросил голос из-за двери.

— Никаких обещаний! — ответил Смуга. — Сдавайтесь.

— А в живых нас оставите?

— Мы

передадим вас англичанам. Это их дело, как с вами поступить.

— Сдаемся, — ответил голос.

Вскоре почти тридцати торговцам рабами надели наручники — этого добра здесь хватало. Всех их затолкали в трюм, где до тех пор сидели схваченные ими негры.

Гордону пришлось остаться со своими солдатами на пароходе, чтобы охранять узников.

Поляки хотели как можно быстрее пуститься в обратный путь, их беспокоил Томек, очень ослабевший от долгого тюремного заключения. Вильмовский жаждал поскорее вывезти его из опасного, жаркого, влажного климата. Их мысли занимала и оставленная в Хартуме Салли — больная, одинокая, когда еще дойдут до нее добрые вести. Все мечтали о том дне, когда снова будут вместе, счастливы, как никогда прежде, и, как никогда прежде сознающие хрупкость своего счастья.

Но одно приглашение они отклонить не могли. Надо было принять участие в пиршестве, устраиваемом в деревне Кисуму. Отправились туда все четверо, вместе с Маджидом и Наджибом, освобожденным одновременно с Томеком. Смуга подстрелил двух антилоп, чтобы не придти с пустыми руками.

Но еще до этого к Новицкому подошел Автоний.

— Куя! Куя! [182] — повторял он.

— Что ты говоришь? — не понял Новицкий.

— Пойдем со мной! — сказал Автоний.

182

Куя — пойдемте.

Моряк, Томек и Маджид без лишних слов двинулись следом. Мальчик привел их на свою любимую поляну и усадил в зарослях на ее краю, сам же начал кружить по лугу, тихонько посвистывая. В кустах напротив послышался шелест. Обеспокоенный Новицкий схватился за оружие, но Томек успокаивающе положил ему руку на плечо.

Из высокой травы вышла птица. Она вытянула шею и как будто потянулась, распрямляя крылья, подняла и опустила шею, что-то клекоча, словно кланяясь Автонию. А тот обнял ее за шею и стал гладить. Птица принимала ласку терпеливо, стальные, с небольшим зеленым и коричневым отливом перья пушились от удовольствия. Автоний вполголоса что-то говорил ей, потом тихонько позвал:

— Буана! Буана! Куя! [183] Крайне осторожно они подошли поближе. Птица начала вертеть головой, открывать свой огромный клюв, но успокоенная Автонием, позволила приблизиться.

— Абу маркуб, — прошептал Маджид. — Отец туфли, — перевел он арабское название птицы.

— Да, это она, — подтвердил Томек. — Нам повезло. Она живет только в этой части Африки.

Все были тронуты необычной дружбой мальчика с вольной птицей. Наглядевшись досыта, они оставили Автония с его любимцем, а сами вернулись в деревню.

183

Буана! Куя! — господа, пойдемте.