Томится душенька на зоне
Шрифт:
— Бывало и больше.
— В любом случае, меньше чем за час не уложишься.
— Ну да, с Тонькой так. Она суеты не любила…
— А кто суету любит?
— Бывало, что сам суетишься. Заплатил, раздел и погнал…
— Ну, это со шлюхами так можно.
— С ними…
— А Тонька не шлюха?
— Ну, может, и шлюха, но не конченая… Не пойму, при чем здесь Тонька? Про Любку мою разговор…
— Тогда перейдем к ней… Во сколько у нее рабочий день заканчивается?
— В шесть.
— Но она задерживается. Минут на пятнадцать.
— Да.
— И ты
— Нет, — ошеломленно мотнул он головой. — За пятнадцать минут она точно не успеет… Она не любит быстро…
— Ну а какого ляда ты сам себя накручиваешь?.. Никакая нормальная баба не сможет за пятнадцать минут, даже последняя тварь подзаборная, и та ласки требует…
— Ну да… Нет, не сможет она за пятнадцать минут. Ни со мной, ни с кем…
— Любишь ты свою Любу, сам же ее и оговариваешь. Не стыдно?
— Стыдно.
— Не было у нее ничего. И теперь не будет, потому что ты муж ей. Русские бабы своих мужей в беде не бросают… Знал я одну бабку, разводиться с мужем собиралась, на войну пошел, так она его тридцать лет ждала, пока не померла… А у тебя каких-то четыре года… Дождется она тебя. В чистоте и в целомудрии… А шоколадной конфетой мог бы и угостить, если она у тебя на шоколадной фабрике работает…
— Студент, ну ты вообще… — просиял Сердюк. — Говоришь, как пишешь… Я и сам думал, что Любка чистая. Но как-то шатко думал. А ты меня конкретно застолбил…
— Еще нет. Разброд и шатание все равно будут, — покачал головой Никита. — Пока ты сам себя конкретно не застолбишь.
— Ну то да, кумекать еще буду… Но по-любому на шоколадное благо ты заработал. Будут тебе конфеты, пацан. И чифирь будет… Отдыхай пока…
Сердюк ушел. Никита вытянулся на «шконке» во весь рост, накрылся одеялом и закрыл глаза. Вряд ли он досконально решил проблему вора, но хоть в чем-то ему помог. Теперь бы самому послушать человека, который мог бы его утешить. Что-то не то с Женей, если она не отвечает на его письма. Наверняка беда какая-то стряслась…
Евгения почти уверена была в том, что начальником женской колонии должна быть женщина. В СИЗО ей говорили, что иначе и быть не может. Но «хозяином» в лагере был мужик. И майор Шашило, его заместитель, той же породы.
Майор Шашило заприметил ее сразу, едва только партию новичков из автозака выгрузили на территорию колонии. Их было восемнадцать женщин, все в платках и теплых одеждах, все придавленные жизнью и бытом, вдобавок еще и смертельно уставшие с дороги. Но Шашило, едва подошел к ним, сразу вперил в Евгению цепкий, приторный взгляд. Тогда он ничего не сказал, а сегодня пригласил Евгению к себе в кабинет.
Неприятный тип. Широкое одутловатое лицо, крупный, лоснящийся от жировых выделений нос, пухлые подвижные губы. А глазки как светятся… Евгения нарочно взлохматила волосы и стерла помаду с губ, но это не помогло: майор смотрел на нее, как стервятник на дохлятину.
— Чайку?
Он попытался налить ей кипятку из чайника, но стеклянный стакан вдруг лопнул.
— Плохая примета, — насмешливо сказала она. — Значит, что-то не сбудется.
— Что не сбудется? — пытливо посмотрел на нее Шашило.
— Вам видней.
— А вам?.. Какой у вас срок?
— Три года, половину первого, считай, уже отсидела.
— Развратные действия в отношении несовершеннолетнего? — тщетно пытаясь скрыть похотливую ухмылку, спросил он.
— Допустим.
— Вы уже допустили, уважаемая Евгения… А у нас в колонии, должен вам сказать, развратные действия недопустимы.
— Очень рада.
— Надеюсь, вы не строили планы устроить здесь семью?
— Нет. Мне и одной хорошо…
К ней уже подходил один товарищ женского пола, но с мужскими замашками. Объявил ей, что не прочь взять ее «замуж». Но Евгения послала его(ее) далеко-далеко. Правда, ей тут же объяснили, что сделала она это зря. Оказывается, в лагере отношения «муж-жена» вовсе не подразумевают сексуальную связь. В такой «семье» легче выжить, потому что «муж» обязан защищать и даже кормить «жену». Были семьи, где один «муж» имел по три-четыре «жены», но спал только с одной… Но это все частности лагерной жизни. Евгения здесь всего вторую неделю, и ей еще многое в диковинку.
— Одной плохо, — покачал головой Шашило. — Женщина по природе своей нуждается в мужчине, чтобы он заботился о ней, кормил, одевал, ну и конечно же и обогревал…
— И что из этого следует?
— Плохо одной в лагере… Тем более что есть человек, который мог бы о вас заботиться.
— Или этот человек вы, или здесь у вас брачное агентство, — усмехнулась Евгения.
— Этот человек — я, — признался он.
— Но у меня нет желания вас развращать.
— Оно может появиться.
— Если вам верить, то у вас в колонии развратные действия недопустимы. Или вам нельзя верить?
— Мне нужно верить.
Шашило поднялся со своего места, обошел Евгению, встал сзади, пальцами мягко стал разминать мышцы ее плеч. Шея у нее действительно затекла, массаж бы не помешал, но ей было неприятно чувствовать на себе его руки.
— Тогда никакого разврата.
— Ты же не хочешь выйти отсюда по звонку?.. Будешь хорошей девочкой, и уже через год выйдешь на свободу.
— К этому времени вы мною натешитесь. Или ваша любовь закончится еще раньше?
— Когда закончится, тогда и закончится. Но ты не пожалеешь. Будешь работать у меня по дому, я договорюсь, чтобы ты оставалась там на ночь. Душ каждый день, косметика, приличная одежда… Тебе понравится.
— Не понравится.
— Ты отказываешься?
— Да.
— Учти, ты здесь не одна, я могу найти более покладистую.
— Пожалуйста.
— Принуждать я тебя не буду.
— Приятно слышать.
— Но выйдешь отсюда по звонку.
— Ничего, я терпеливая…
— Дура.