Томление
Шрифт:
А в усадьбе тем временем происходило следующее.
Лив ничего не знала о разговоре Таральда с Ирьей.
Но ее очень беспокоило, что девушка покидает их. Беспокойство это возникло по многим причинам. И естественно, по причинам практическим, ибо Ирья для обитателей усадьбы была больше, чем простая нянька. Как они будут жить без ее преданной и нежной дружбы? Кольгрим стоял у окна. Ему скоро исполнится три года.
— Когда придет Ирья? — капризно спрашивал он. Лив подняла голову от шитья. Скрывая отчаяние, она
— Ирья ушла от нас, Кольгрим. Ей необходимо жить у своего отца и помогать ему. Ты ведь знаешь, что у нее большая семья.
Мальчик обомлел от изумления. Он уставился на дорогу, ведущую из усадьбы Гростенсхольм в Эйкебю, по которой ушла Ирья.
Затем он издал протяжный крик и высунулся в окно.
— Ирья! — кричал он. — Ирья!
Лив подбежала к нему и попыталась оттащить его от окна.
— Ирья вернется, — умоляюще произнесла она, пытаясь отвлечь его внимание.
Кольгрим брыкался как сумасшедший, не переставая громко выть.
— Даг! Таральд! На помощь! — в ужасе прокричала Лив.
Оба они поднялись в комнату, откуда доносились крики. Общими усилиями взрослые заставили мальчика лечь на кровать Ирьи, так как его собственная была с высокими краями, как у всех детей.
— Как! Он плачет! — изумленно произнес Даг. — Он плачет!
Слезы потекли по лицу Лив.
— Бедный ребенок! — прошептала она. — Бедный ребенок!
— Мы должны вернуть Ирью, — сказал Даг, пока другие удерживали Кольгрима на кровати. Таральд сделал глупость: он зажал рот мальчика рукой и тотчас же был укушен.
— Я сделал все, чтобы умолить Ирью остаться, — простонал он, зажимая рану на руке. — Я даже предложил ей свою руку и сердце.
— Ты сделал это? — переспросил Даг. — Ну, наконец хоть один разумный поступок. И что же она ответила?
— Она убежала от меня.
— Милый Кольгрим, — ласковым тоном произнесла Лив, пытаясь утихомирить мальчика, но тот орал еще пуще. Опасаясь худшего, она выкрикнула Таральду, стараясь перекричать Кольгрима: — Так почему же она ответила нет?
— Я и сам не пойму, почему, — выкрикнул он в ответ. — Я предложил ей титул баронессы и обеспеченное будущее в Гростенсхольме, — да замолчи ты, маленький негодник! — и хотя я не мог обещать ей своей любви, я тем не менее сказал, что буду питать к ней самые дружеские чувства, ибо мне уже никогда не жениться из-за этого… И вы представляете, она убежала от меня. Я к тому же предложил ей иметь со мной детей — возможно, именно это ее и испугало. Может, она побоялась очередного подменыша.
Лив выпрямилась, забыв о ревущем ребенке. Эта мягкая, спокойная женщина вдруг превратилась в дикую кошку.
— Ты всегда был самым неразумным из наших детей, Таральд! Сесилия и то умнее тебя!
Таральд возмутился.
— Разве я не выполнил своего долга? Разве вы не замечаете, как расцвела усадьба в моих руках, как поправились наши дела? А может быть, я не исполняю своих отцовских обязанностей по отношению к мальчику?
— Я говорю сейчас о другом. Ты рачительный хозяин, но ты ничего не смыслишь в отношениях между людьми. Ты словно слон в посудной лавке!
Таральд не нашелся, что ответить своей матери: он чувствовал себя совершенно потерянным.
— Да помогите же мне, — простонал Даг. — Я не могу справиться с мальчиком!
— Нет, ты только подумай! — не унималась Лив. — Ирья обижена этим идиотом, каковым является наш сын, и теперь наше будущее будет вечно омрачено этим ребенком, которого нам не унять…
Внезапно она замолчала.
— Ирья возвращается назад! — воскликнула она, глядя в окно. — С узелком в руках. Разве это не Ирья, вон там, по дороге из Эйкебю?
Таральд кинулся к окну.
— Действительно, это Ирья. Никто не ходит так смешно, как она. Я пойду встречу ее.
И он бросился вниз по лестнице, уже не слушая того, что кричала ему вдогонку Лив.
Таральд встретил Ирью на дороге, ведущей в усадьбу.
— Ты вернулась, — сказал он с сияющими глазами.
— Да. Кольгрим беспокоит меня больше всего остального.
Он взял у нее узелок.
— Мальчик просто обезумел, когда узнал, что ты ушла от нас. Он заплакал, Ирья!
— Кольгрим? — удивленно произнесла она. — Я вовсе не думала, что он вспомнит обо мне…
— Не только он, но и мы все. Мать так разволновалась, Ирья, ты… подумала о моем предложении?
— Да, — серьезно ответила она.
— И что же?
— Я с благодарностью принимаю его. Но я недостойна тебя.
— Я не понимаю тебя. Разве плохо тебе оказаться хозяйкой Гростенсхольма?
— Я никогда не говорила этого.
— И ты считаешь, что ты недостойна этого? Тебе стоит принять титул баронессы! Мы так нуждаемся в тебе! Отец сказал, что я сделал единственный в своей жизни разумный поступок, посватавшись к тебе. А мать набросилась на меня за то, что ей показалось, будто я тебя обидел. Она назвала меня слоном в посудной лавке, и я все же возразил ей, что не заслуживаю этого.
Ирья улыбнулась про себя. Баронесса всегда была умной женщиной.
— Я прошу только одного, — сказала она, остановившись.
— Да?
— Не могли бы мы… подождать со вторым ребенком? Я не чувствую себя пока еще способной… к этому.
Таральд схватил ее за руку.
— Ну, конечно же, я понимаю! Ты можешь ждать сколько угодно!
Он снова ничего не понял. Он думал, что она боится ходить беременной и должна приготовиться к этой мысли. И он даже не знал, какие страдания причиняет ей мысль о том, что она будет лежать в объятиях человека, которого безответно любила все эти годы, а он будет использовать ее просто как самку, которая должна родить ему детей.