Тонкая штучка
Шрифт:
— И правильно, — заметила я, отправляя цветы в мусорное ведро.
— Цветы-то при чем? — вздохнул Валерка.
— Цветы ни при чем. Ты зачем явился?
— Я же сказал.
— Поздравил? До свидания.
Тут Павел возник.
— Привет, мент. Как отпуск?
— Наверное, придется на работу выходить.
— Что так?
— Братва воюет.
— Так братве положено.
— Ну, не скажи. Городок был тихий, пока ты не явился.
— И что теперь в нем такого особенного?
— Боксера убили. Сегодня. Возле собственного подъезда. И
Я плюхнулась на табурет и глаза вытаращила. Неужто Боксера тоже мои прибрали? Когда, да и зачем? Быть того не может. Павел хмурился.
— Выходит, Мотя все-таки его достал.
— Достал, достал, — словно радуясь, сказал Валерка, а я облегченно вздохнула: Мотин грех.
— Значит, теперь Мотя весь город под себя подомнет?
— Может, так, а может, нет, — разулыбался Валерка, — ребятишки к Афганцу кинулись, боятся, что Мотя их передушит, Афганец их принял, но предупредил, что война ему без надобности, и кто за убиенного мстить удумает, сам в покойниках окажется.
— Миротворец, — сплюнул Павел.
— Ну, не скажи. Что-то он имеет в виду.
— А ты что в виду имеешь, мент?
— Ничего. В отпуске я.
Валерка повернулся и из квартиры пошел. Павел по комнате вышагивал, мотивчик насвистывая. Я минут пять поскучала, потом к нему полезла:
— Это хорошо или плохо?
— Что?
— То, что Валерка сказал?
— Что вообще за человек твой муж?
— Бывший-то? Правду сказать?
— А то?
— Редкий подлец. И просто так ничего не делает. Просто так у него снега под Новый год не выпросишь.
— Как же ты так с ним лопухнулась?
— Вот так. Бдительность потеряла. Верить Валерке только псих может.
— Да пусть вертится, кому мешает?
— Слушай, а вы когда домой собираетесь? Загостились.
— Ты лучше заткнись.
Я заткнулась. Через полчаса пришел Гиви, мы в это время на кухне чай пили, он взял чашку и говорит:
— Мотя предлагает обсудить наши дела.
Я вскочила и из кухни попятилась.
— Совсем обнаглели, — говорю, — дайте хоть с кухни уйти, ничего я слышать не желаю.
И тут Павел такое сказал, я аж подпрыгнула:
— Кончай тарахтеть. Лучше подумай, как на встречу оружие пронести, — вот прямо так и сказал.
Я чертыхнулась и ушла, дверью хлопнув. И думать стала, ну, сначала так, из интереса, словно кроссворд разгадывала, а потом увлеклась. У меня всегда так.
За обедом Павел взглянул на меня и спрашивает:
— Ну?
Я плечами пожала.
— Как обыскивать будут.
Мишку оставили дома, отправились вчетвером. Подъехали к дому на окраине. Дом как дом. Здесь нас встретили. Витек в машине остался, а мы в холл вошли. Пятеро здоровенных парней в холле выглядели грозно, но были далеко не так хороши. Глазки от пьянства заплывшие, движения замедленные, а расположились так, что одной очередью из автомата можно уложить всех. В общем, впечатления не произвели.
Трое подошли к нам, На мне платье
— Руки вымой.
Он меня торопливо обшарил, на груди задержался, ухмыляясь блудливо, и в сторону отступил. Павла и Гиви тоже обыскали и тоже ничего не нашли, да и нечего было искать.
— Пожалуйста, проходите, — сказал парень, такой вежливый, точно и не бандит вовсе, а метрдотель в дорогом ресторане. Мы вошли в комнату, где у окна замерли два здоровяка в одинаковых водолазках, а в креслах за столом сидели Мотя и Афганец. Я и Павел сели, а Гиви за нашей спиной замер, следя за дверью и ребятами у окна.
— А мы все гадаем, — усмехнулся Мотя, — чего ты везде ментовскую жену таскаешь?
— Ты для этого звал? — без улыбки спросил Павел. Усмешка с Мотиного лица исчезла.
— У нас были недоразумения, — через минуту сказал он. — Ты здесь чужой, а у нас своих дел достаточно.
Я сидела, сцепив руки на подлокотниках, словно в кресле у зубного врача, и дрожала мелкой дрожью. Мотя с серым, землистым лицом, красноватыми крысиными глазками и дергающимися руками вызывал тихий ужас. То, что он псих, было ясно без обследования, а чего можно ждать от психа?
— Неприятности — это когда ты меня пристрелить решил? — зло спросил Павел.
Мотя засмеялся, противно так, словно повизгивая.
— Если б решил, ты б сейчас здесь не сидел.
Мне не до их разговоров было, я прикидывала, как пистолет Павлу передать. Помог мне Мотя, он к окну прошел, постоял, на улицу пялясь. Афганец на него смотрел, и здоровячки у окна, потеснившись, тоже вождя разглядывали. Вот я и воспользовалась, в очередной раз поразившись реакции Павла. Мгновение — и оружие у него в кармане. Может быть, Афганец уловил какое-то движение, но вида не подал.
— Я просто не хочу, чтобы ты путался у меня под ногами, — сказал Мотя, а я облегченно вздохнула, но тут же запечалилась: разговор не получался, и, чем он закончится, одному Богу известно. — Поговорить, — это вот его идея, — ткнул Мотя пальцем в Афганца. Тот рассматривал свои руки, спокойно так и как будто равнодушно. Взглянул на нас и начал не спеша:
— Начнем с киллера. Гастролер. Может быть, за тобой приезжал. Может быть?
— Ну, может, — неохотно согласился Павел.
— С братом твоим ни у кого дел не было. Вполне возможно, что таскался он сюда из-за бабы. Скорее всего из-за нее и пулю схлопотал, — сказал и на меня покосился, а я поежилась. — Бабу мы найдем. Если она была, конечно. Где-то они встречались, и кто-то их видел. Работенка хлопотная, нудная, время требует. Я уже говорил, убийцу ты получишь.