Тонкая штучка
Шрифт:
— Выходи, — сказал, — и пасть не разевай…
Я бы и не смогла. У меня, от страха челюсти точно слиплись. Он меня за шею обнял, и мы пошли, точно влюбленные. Гиви был в машине. Я решила, вот сейчас меня заставят его позвать, и все такое, а Гиви, конечно, уедет, я, по крайней мере, так бы и сделала, только они поступили проще: полоснули из автомата по покрышкам, и машина сразу стала ловушкой. Гиви из машины выскочил, а меня вперед толкнули, и мой конвоир гаркнул:
— Не вздумай стрелять, не то я ей башку снесу.
Повода особенно сожалеть обо мне у Гиви, по моему разумению, не было, и я заскучала, шаря
Конечно, куда нас везут, я видеть не могла, лежала на полу лицом вниз, а в спину мне чья-то нога упиралась. Однако то, что сразу не убили, меня воодушевляло. Я стала молиться и утешать себя пословицей: Бог не выдаст, свинья не съест. Я даже смогла обнаружить в английском языке ее аналог и обрадовалась, что в состоянии что-то соображать. Однако о будущем думать не хотелось. Если, конечно, не появится спаситель, но ему следовало поторопиться.
Тут автобус затормозил, нас выволокли наружу, но осмотреться, где мы, не удалось. Со мной не очень-то церемонились, я так ударилась головой, что искры из глаз посыпались, только их и видела.
За шиворот меня потащили по каким-то ступеням, впереди мелькали ноги Гиви. Я старалась голову уберечь, выходило неважно. Скрипнула дверь, нас швырнули на пол, дверь закрылась, и стало очень темно. Я заревела и подползла к Гиви. Он все еще был без сознания, и это меня испугало. Конечно, в данной ситуации толку от него не больше, чем от меня, не вдвоем как-то спокойнее. Я сидела, ревела, вытирала его голову платком, потом оторвала рукав рубашки, перевязала, и время от времени тихонько звали его по имени. Когда я совсем отчаялась, он вдруг сказал:
— Чего ноешь?
— Как чего? — ахнула я. — Страшно.
— Страшно, — передразнил он, — говорил тебе, дуре…
— Что ж теперь, убей, если хочешь.
— Без меня охотники найдутся.
— Успокоил. Может, ты опять отключишься, я хоть наревусь вдоволь.
— Не волнуйся, наревешься.
— Что, плохо дело?
— Хуже не бывает. Пить хочу.
— Где ж взять-то? И я бы не отказалась. Голову больно?
— Попробуй, узнаешь.
— Ладно, не злись.
Мы помолчали. Я к нему поближе села, все-таки не так жутко, молчать было трудно, и я опять спросила:
— Они нас сюда притащили, чтоб убить, или им Павел нужен?
— Нас убьют в любом случае. А Павел сейчас здесь, а через час там, так что будут спрашивать, говори все, что знаешь, не темни.
— Как ты думаешь, где мы? — опять спросила я.
— Какой-то подвал. Помещение должно быть большим. Вентиляционные трубы проходят.
Прошел час или чуть больше. Я голову Гиви ощупала, кровотечения не было.
— Слава Богу, — заметила я.
— Да брось ты это дело.
— Нельзя отчаиваться. Мало ли что. Может быть, нам повезет и что-нибудь случится.
— Ты в Бога веришь?
— Верю, конечно.
— Тогда
Тут дверь открылась, свет вспыхнул, я зажмурилась, а когда глаза открыла, увидела троих парней, которые мне, естественно, не понравились.
— Пойдем, поговорить надо, — усмехнулся длинный носастый парень. Я думала, возьмут только Гири, но меня рывком с пола подняли и швырнули в коридор. Подвал, а это подвал, был огромным. Коридор заворачивал налево и заканчивался комнатой, довольно большой. Окна, даже крохотные, отсутствовали. Вдоль стен шли трубы, у стены напротив дощатые нары, туда швырнули Гиви, приковав цепью к трубе, но сваляли дурака, сковав ему руки у груди, а не сзади.
Тут вошли еще двое: парень в зеленом пиджаке, размера на три больше, чем положено, нес табуретку, за ним шел Мотя. Сел на эту самую табуретку и на нас посмотрел, весело так, с озорством. Чувствовалось, настроение у него хорошее.
— Эту куда? — спросил один из конвоиров, на меня головой мотнув.
— Сунь в угол. И до нее очередь дойдет.
Я затаилась в углу, стараясь не дышать. Дальше пошли вещи, которые мне и вовсе не понравились: длинноносый извлек из-под нар ведро и зажег в нем что-то вонючее. В пламя сунул куски арматуры, все закурили, буднично так, словно троллейбус ждали, а мне захотелось умереть или хотя бы упасть в обморок. Но как-то выходило, что придется мне пережить все это в твердой памяти.
Я посмотрела на Мотю. Вряд ли он действительно что-то ожидал узнать. Этот плюгавый, дерганый сукин сын был обыкновенным садистом и теперь радостно скалился в предвкушении удовольствия, только что слюну не пускал.
Длинноносый надел рукавицу и взялся за конец арматуры, а я замерла, чувствуя, как спину и затылок схватывает холод. Я зажмурилась и закрыла лицо руками, но тут открылась дверь, вошел еще один тип и протянул Моте телефон.
— Генка звонит.
Мотя произнес одно слово: «Да», потом слушал с минуту, поднялся и пошел из комнаты, буркнув:
— Без меня не начинать.
Длинноносый досадливо поморщился и швырнул прут обратно в ведро. Парень в зеленом пиджаке тоже вышел, теперь в комнате было двое, не считая нас с Гиви. И тут Гиви меня поразил, то есть я, конечно, знала, что он сильный, но чтоб так… Он вдруг рванул руки вниз и в стороны, цепь разлетелась, а труба вылетела из пазух. Может, конечно, ею часто пользовались, и она пришла в негодность… Концом цепи Гиви успел огреть первого парня по голове, ногой толкнул ведро, оно пришлось второму парню по колену. Тот завизжал неожиданно по-детски тонко и упал. Пистолет, который он за секунду до того успел выхватить, оказался на полу. Гиви к нему метнулся, в этот момент на шум в комнату влетел тип в зеленом пиджаке, которого я окрестила «крокодилом», но и я уже в углу не сидела, схватила ведро и швырнула в парня, заработав при этом жуткий ожог. Запахло горелым мясом, к сожалению, моим тоже, но боли в первые минуты я не почувствовала. Крокодилу было хуже: пиджак на нем вспыхнул, и ему стало не до нас. Выстрел громыхнул так, что у меня заложило уши. Парень, тот, что получил цепью по голове, а теперь некстати проявил признаки жизни, рухнул на пол. Второй, с обожженной ногой, вжался в стену. Гиви выстрелил еще раз, и он затих, а потом и в третий, в катающегося по полу Крокодила. В данном случае выстрел был гуманным.