Тонкий человек
Шрифт:
Он кивнул, сел, поставил стакан на столик подле себя и слегка наклонился вперед.
– Чарльз, что затевает Мими?
– Мими? Ах да, его жена, его бывшая жена. Не знаю. А что, она непременно должна что-то затевать?
– Это вполне в ее духе, – сухо сказал он и добавил с расстановкой: – И я полагал, что ты будешь в курсе.
Мне все стало ясно. Я сказал:
– Послушай, Мак, я не занимался детективной работой шесть лет, с тысяча девятьсот двадцать седьмого года.
Он пристально смотрел на меня.
– Клянусь тебе, – заверил я его. – Через год после моей женитьбы отец жены умер и оставил ей в наследство лесопилку, узкоколейную железную дорогу и еще кое-что, вот я и ушел из агентства, чтобы за всем этим присматривать. В любом случае я не стал бы работать на Мими Уайнант или Йоргенсен, или как там ее зовут – она никогда не любила меня, а я никогда не любил ее.
– О, я и не думал, что ты... – Неопределенно помахав рукой в воздухе, Маколэй замолчал и взял свой стакан. Отпив из него, он сказал:
– Мне просто любопытно. Представь себе: три дня назад, во вторник, мне звонит Мими и пытается разыскать Уайнанта; вчера звонит Дороти, говорит, что это ты сказал ей позвонить, а затем приходит ко мне сама; к тому же я думал, что ты до сих пор занимаешься сыском, вот мне и стало любопытно – с чего бы это все вдруг?
– А они тебе не сказали?
– Само собой, сказали – им просто хотелось вспомнить старые добрые времена. Что-то здесь кроется.
– Вы, юристы, подозрительные ребята, – сказал я. – Может, им только этого и хотелось – этого, да денег. А с чего весь сыр-бор? Он что, скрывается?
Маколэй пожал плечами.
– Я знаю не больше твоего. Не видел его с октября. – Он опять отпил из стакана. – Как долго ты будешь в городе?
– Уеду после Нового года, – сказал я и направился к телефону, чтобы попросить у администрации меню.
III
В тот вечер мы с Норой пошли на премьеру «Медового месяца» в Малом театре, а потом на вечеринку к каким-то людям по имени не то Фримэн, не то Филдинг, не то как-то еще. Когда она разбудила меня на следующее утро, чувствовал я себя довольно скверно. Она дала мне газету и чашку кофе и сказала:
– Прочти вот это.
Я терпеливо прочел два-три абзаца, отложил газету и отхлебнул кофе.
– Очень забавно, конечно, – сказал я, – но в данную минуту я охотно променял бы все напечатанные интервью мэра О'Брайэна и очерк об индийском кинематографе в придачу, на глоток вис...
– Да не то, дурачок. – Она ткнула пальцем в газету: – Вот это.
СЕКРЕТАРША ИЗОБРЕТАТЕЛЯ УБИТА В СВОЕЙ КВАРТИРЕ
ОБНАРУЖЕНО ИЗРЕШЕЧЕННОЕ ПУЛЯМИ ТЕЛО ДЖУЛИИ ВУЛФ; ПОЛИЦИЯ РАЗЫСКИВАЕТ ЕЕ РАБОТОДАТЕЛЯ КЛАЙДА УАЙНАНТА
"Вчера ранним вечером изрешеченное пулями тело Джулии Вулф, тридцатидвухлетней секретарши известного изобретателя Клайда Уайнанта, было найдено в квартире покойной по адресу: Пятьдесят четвертая улица, 411. Тело обнаружила миссис Кристиан Йоргенсен, бывшая жена изобретателя, которая пришла в указанную квартиру с целью узнать нынешний адрес разведенного с нею мужа. Миссис Йоргенсен, вернувшаяся в понедельник из Европы, где она провела последние шесть лет, сообщила полиции, что, позвонив у двери покойной, она услышала слабый стон, о чем известила мальчика-лифтера Мервина Холли, который вызвал домоуправляющего Уолтера Мини. Когда они вошли в квартиру, мисс Вулф лежала в спальне, на полу, раненая в грудь четырьмя пулями тридцать второго калибра. Не приходя в сознание, она скончалась до прибытия полиции и медицинской помощи.
Герберт Маколэй, адвокат Уайнанта, сообщил полиции, что не видел изобретателя с октября месяца. По его словам, накануне Уайнант позвонил ему по телефону и назначил встречу, на которую, однако, не явился; в то же время адвокат заявил, что не имеет никаких сведений о местонахождении своего клиента. В течение последних восьми лет, отметил Маколэй, мисс Вулф работала на изобретателя. Адвокат сказал, что не имеет информации о личной жизни и семье покойной и не в состоянии пролить свет на загадку ее убийства.
Пулевые ранения не могли быть нанесены самой жертвой, сообщил нам...".
Дальше следовало стандартное полицейское заявление для печати.
– Думаешь, ее убил он? – спросила Нора, когда я вновь отложил газету.
– Кто, Уайнант? Я бы не удивился. Он же совсем чокнутый.
– Ты знал ее?
– Да. Как насчет капельки чего-нибудь крепкого, чтобы убить меланхолию?
– Что она собой представляла?
– Довольно многое, – сказал я. – Недурна собою, весьма разумна и весьма выдержанна – а все эти качества были просто необходимы, чтобы ужиться с таким типом, как он.
– Она с ним жила?
– Да. Прошу тебя, мне бы хотелось чего-нибудь выпить. То есть, так обстояло дело, когда я знавал их.
– Почему бы тебе сначала не позавтракать? Она любила его, или речь шла только о деловых отношениях?
– Я не знаю. Еще слишком рано для завтрака.
Когда Нора, выходя, открыла дверь, в комнату вбежала собака, вскочила передними лапами на постель и уткнулась мордой мне в лицо. Я погладил ее по голове и попытался припомнить то, что Уайнант однажды сказал мне о женщинах и собаках (что-то совсем не связанное с поговоркой о женщине, спаниеле и каштановом дереве). Я никак не мог вспомнить, о чем именно шла речь, однако мне казалось, что постараться припомнить его слова было зачем-то надо.
Нора вернулась с двумя стаканами в руках и вопросом на устах:
– А как он выглядит?
– Высокий – более шести футов – и, наверное, самый худой из всех, кого я видел. Сейчас ему, должно быть, около пятидесяти; когда я его знал, он был почти совсем седой. Прическа, которую не мешало бы подровнять, криво остриженные пятнистые усы, постоянно обкусанные ногти. – Я оттолкнул собаку и потянулся за стаканом.
– Звучит прелестно. Чем вы с ним занимались?
– Парень, который на него работал, обвинил Уайнанта в том, что тот будто бы украл у него то ли какую-то идею, то ли изобретение. Его звали Розуотер. Он пытался припугнуть Уайнанта, угрожая застрелить его самого, взорвать дом, похитить детей, перерезать горло жене – и бог знает что еще – если тот не признается в содеянном. Мы так его и не поймали – наверное, спугнули, и он исчез. Как бы то ни было, угрозы прекратились, и ничего страшного не случилось.
Нора отвлеклась от виски и спросила:
– А Уайнант действительно украл это изобретение?
– Ай-яй-яй, – сказал я. – Сегодня как-никак Рождество: постарайся же думать о ближних только хорошее.
IV
В тот день я вывел Асту на прогулку, объяснил двум прохожим, что она – шнауцер, а вовсе не помесь шотландской овчарки с ирландским терьером, заглянул в бар к Джиму на пару коктейлей, встретил на улице Ларри Краули и привел его с собой в «Нормандию». Нора разливала коктейли для Куиннов, Марго Иннес, незнакомого мужчины, чье имя я не уловил, и Дороти Уайнант.
Дороти сказала, что хочет со мной поговорить, и мы перешли со своими коктейлями в спальню.
Она сразу же приступила к делу.
– Ник, вы думаете, это отец убил ее?
– Нет, – сказал я. – Почему я должен так думать?
– Ну, полиция же... Послушайте, она была его любовницей, да?
– Когда я знал их, – согласно кивнул я.
Глядя на свой стакан, она сказала:
– Он мой отец. Я никогда его не любила. Я никогда не любила маму. – Она посмотрела на меня. – Я не люблю Гилберта. – Гилберт был ее братом.