Тонкий человек
Шрифт:
– Подумываешь о том, чтобы упрятать его в психушку?
– Не-ет, – протянула она, – но я хотела бы поговорить с ним. – Она положила ладонь мне на руку. – Ты можешь найти его.
Я покачал головой.
– Ты ведь поможешь мне, Ник? Когда-то мы были друзьями. – Ее большие голубые глаза мягко и призывно светились.
Дороти подозрительно наблюдала за нами из-за стола.
– Ради бога, Мими, – сказал я, – в Нью-Йорке тысячи и тысячи детективов. Найми одного из них. Я этим больше не занимаюсь.
– Я знаю,
– Может, я и сам был пьян. Мне показалось, что с ней все в порядке.
– Ты не находишь, что она – весьма симпатичная девушка?
– Я всегда так и думал.
Мими на минуту задумалась над моим ответом, а затем сказала:
– Она ведь совсем еще ребенок, Ник.
– А это тут при чем?
Она улыбнулась.
– Дорри, может, начнем одеваться?
Дороти мрачно повторила, что не понимает, почему она должна терять целый день у тетушки Элис. Йоргенсен повернулся к своей жене:
– Миссис Чарльз настолько добра, что предлагает нам...
– Да, – сказала Нора, – почему бы вам не остаться на некоторое время у нас? Скоро придут разные гости. Конечно, будет не так уж весело, но...
– Принеси тетушке извинения по телефону, – предложил Йоргенсен.
– Я позвоню, – сказала Дороти.
Мими кивнула.
– Будь с ней поласковей.
Дороти пошла в спальню. Казалось, будто все сильно повеселели. Нора поймала мой взгляд и радостно мне подмигнула; пришлось сделать вид, что я страшно доволен, так как Мими в тот момент смотрела на меня.
– На самом деле, ты ведь не хотел, чтобы мы остались, верно, Ник? – спросила Мими.
– Конечно, хотел.
– Скорее всего, ты врешь. Тебе же вроде нравилась бедняжка Джулия?
– "Бедняжка Джулия" в твоих устах звучит просто потрясающе. Да, она мне нравилась.
Мими вновь положила ладонь мне на руку.
– Она поломала мою жизнь с Клайдом. Естественно, я ненавидела ее – тогда, – но это было так давно. В пятницу, когда я пошла к ней, я не держала против нее зла. К тому же, Ник, я видела, как она умирала. Она не заслуживала смерти. Это было ужасно. Неважно, какие чувства я испытывала раньше: сейчас кроме жалости ничего не осталось. Я сказала «бедняжка Джулия» от чистого сердца.
– Мне непонятно, что ты затеваешь. Мне вообще непонятно, что вы все затеваете.
– "Мы все", – повторила она. – А что, Дороти пыталась...
Из спальни вышла Дороти.
– Я все уладила. – Она чмокнула мать в губы и уселась рядом с ней.
Мими, смотря в зеркальце, чтобы выяснить не размазалась ли у нее на губах помада, спросила:
– Она сильно бурчала по этому поводу?
– Нет, я все уладила. А что нужно сделать, чтобы заполучить чего-нибудь выпить?
– Нужно подойти вон к тому столику, где стоят бутылки и лед, и налить себе чего-нибудь, – сказал я.
– Ты слишком много пьешь, – ответила Мими.
– Но ведь не так же много, как Ник. – Дороти направилась к столику.
Мими покачала головой.
– Ох, уж эти дети! Так значит, ты очень хорошо относился к Джулии Вулф, верно?
– Вам налить, Ник? – спросила Дороти.
– Спасибо, – сказал я и добавил, обращаясь к Мими: – Я относился к ней достаточно неплохо.
– Ты чертовски скользкий человек, – пожаловалась она. – Скажи, например, тебе она нравилась так же, как и я?
– Ты имеешь в виду те два-три раза, когда мы скоротали по паре часов в обществе друг друга?
Смех ее звучал неподдельно.
– Вот это достойный ответ!
Она повернулась к Дороти, направлявшейся к нам со стаканами.
– Надо будет купить тебе голубой халат именно такого оттенка. Он очень тебе идет.
Я взял у Дороти один из стаканов и сказал, что мне пора одеваться.
VII
Когда я вышел из ванной, Нора и Дороти находились в спальне; Нора расчесывала волосы, а Дороти сидела на краю кровати, держа в руках чулок.
Изображение Норы в настольном зеркале послало мне воздушный поцелуй. Она выглядела очень счастливой.
– Вы любите Ника, да, Нора? – спросила Дороти.
– Он – старый глупый грек, но я к нему привыкла.
– Но Чарльз – не греческое имя.
– Настоящее имя – Чараламбидес, – объяснил я. – Когда мой старик перебрался сюда, придурок, оформлявший документы на Эллис Айлэнд, сказал, что Чараламбидес – это слишком длинно – запутаешься, пока напишешь, – и сократил имя до «Чарльз». Старику было безразлично: пусть зовут как угодно, хоть «Икс», вот они его и впустили.
Дороти пристально посмотрела на меня.
– Я никак не могу понять, когда вы говорите правду, а когда врете. – Она начала было натягивать на ногу чулок, затем остановилась. – А что нужно от вас маме?
– Ничего. Она пыталась вытянуть из меня информацию. Ей хотелось знать, что ты говорила и делала вчера вечером.
– Я так и думала. И что же вы ей сказали?
– Что мог я ей сказать? Ты ничего особенного не говорила и не делала.
Наморщив лоб, она задумалась над моим ответом, но когда заговорила снова, то уже на другую тему.
– Я и не знала, что между вами и мамой что-то было. Конечно, тогда я была совсем еще ребенком, и не поняла бы, в чем дело, если бы и заметила что-либо, однако я даже не знала, что вы называете друг друга по имени.
Нора, смеясь, отвернулась от зеркала.
– Вот теперь что-то начинает проясняться. – Она махнула Дороти расческой. – Продолжай, дорогая.
Дороти простодушно сказала:
– Ну, я ведь не знала.
Я вытаскивал из рубашки булавки, которыми ее скололи в прачечной.