Тонкость мысли (Пинской - неизменно Пинской ! - 3)
Шрифт:
Несутся бандиты, на бегу представляют процесс пыток... Кусты трещат, топот - будто от табуна.
Как открылось им зрелище многолюдное - впору заржать. Луна озарила
перекошенные лица урок, финки сверкают. Но и у кавказцев ножи, а не прутики. Очередь к Бородастому собралась такая - на каждого урку придется по дюжине.
Бандиты беснуются: как вырвать поруганного? Их к нему не подпускают, и поругание идет полным ходом. Самый старший
Вот они: явственные слова главаря... К тому же, различимо, что голос довольный.
Языки и прикусились. Стоят воры ошалелые, баранами зырят, как с их паханом занимаются... Но, наконец, маленько очухались, стали переглядываться. Виден в глазах вопрос: что это значит?..
А значит оно то, что вместо Петра Бородастого есть гадственный петюнчик. Все его прошлое теперь - противная харкотина. Ни у одного вора не может к нему быть ничего, кроме презрения. Ни один не сядет на тот стул, на котором сидел петюнчик.
Выходит из-за дерева Пинской:
– Эй, Варежка, ты где? А ну вспомни! Говорил я тебе насчет игры с этим козлищей, что я проиграю и выиграю?
Варежка:
– Вот так та-ак! Вон оно к чему было... Конечно, помню. Замечательная у вас тонкость мысли, Константин Павлович!
Пинской бросает банде:
– Помните мои слова - я думаю, дескать, о том, как показать Бородастому крепкую любовь? Вот ему ее и показывают!
Варежка так и покатился в ржачке. Другие опомнились от ужаса - и на всю окрестность:
– Хо-хо-хо-оо!!!
Одни жопники на это - ноль внимания. Захвачены своим.
Прикиндел, начитанный вор, выражает Пинскому:
– Вы, Константин Павлович, провели игру, которой нет примера в мировой истории. Разрешите от имени всех...
Тут глупый вор Ревун рванул на груди рубашку:
– А-а-а! Так это он подстроил? Р-режь его, братва!
Крики пресек голос небрежный и строгий, какой может быть только у умнейшего из подпольных миллионеров:
– Дайте ему в морду!
Варежка и Прикиндел съездили Ревуна по карточке.
– Вот кто виноват!
– Пинской показал на него пальцем.
– А ну вспомним, как один бывший человек в пьяной приятности говорил про перрон, про отъезд... про то, как проводник поднимает - что?
Ревун выплюнул изо рта кровь и, как и раньше, орет:
– Х...!
– Вот, вот, - брезгливо морщится Пинской.
– Ты это слово крикнул, и оно застряло в башке бывшего человека. За то его теперь и любят.
Банда сбилась в гурт, хавает умную мысль. Варежка принес от жопников "Романтику", снова включил запись...
– Из-за одного дурака, - говорит Пинской, - с каждым из вас могло и может случиться то же.
Воры всхрапели, хвать Ревуна:
– Отрезать язык!
Распластали на земле, на грудь наступили коленом. У кого-то перчатка нашлась - рукой в перчатке потянули язык из пасти... лезвие финки от него уже в сантиметре... Пинской:
– Стоп! Что он напоследок-то скажет?
Ревун во все горло:
– Братва! Вы меня хуже наказываете, чем Бородастый наказан! Несправедливо...
Шепотки побежали. Кто-то задумался: а и в самом-то деле? Прикиндел с Варежкой пошептались и:
– Уважим, Константин Павлович?
– А почему бы и нет?
Ревуна подняли с земли, встряхнули, отряхнули и передали жопникам. Те благодарить...
Еле от них оторвались. Пинской взошел на первый попавшийся пригорок и говорит ворам:
– Ревун решил - лучше быть козликом, чем безъязыким! Мы пошли ему навстречу. Но остается другая забота. Каждый из вас боится, чтобы и его не подвел язык. Что же - отрезать его себе? Конечно же, нет - если мы обратимся к мысли. Мысль говорит нам: надо взять и записать, как называется то, что поднимает в руке проводник.
– Сигнальный жезл!
– подсказал Прикиндел.
– Нет! Сигнальный жезл - у мента-регулировщика. А у проводника флажок, как поначалу и сказал ваш бывший главарь, но его сбили. Флажок в свернутом виде!
– Пинской достал из бумажника химический карандаш в медном футлярчике и бросил ворам: - Записывайте!
Урки слюнявили карандаш и записывали на клочках бумаги: "Не х..., а флажок".
Позднее, когда они попадались, эти клочки находили у них зашитыми под подкладку пиджака или в ворот рубашки. Из бандитов жестоко выбивали суть пароля. Но одни молчали - хоть убей! А другие врали какую-то чушь про игралки, перрон и магнитофон "Романтика", пытаясь заморочить следствие.
Слова: "Не х..., а флажок" - так и остались загадкой для уголовного розыска.
*Известный в шестидесятые годы переносной магнитофон "Романтика" весил шесть килограммов (Прим. автора).
Сказ "Тонкость мысли" следует третьим, после сказа "Карликовый хобот по-тюменски", в книге "Пинской - неизменно Пинской!" (1989-93).