Тоннель желаний

Яковлева Анна

Скорее от страха перед неизвестностью, чем из природного упрямства, Таська заартачилась:

– Я слышала, что Виктор Иванович сам отвечает на горячие звонки. У меня что, недостаточно горячий звонок?

Булькнув что-то невразумительное, тетка исчезла.

– Ожидайте, вас соединят, – пообещал прежний тусклый голос, и Таське снова пришлось назвать себя.

В трубке играл порядком заезженный марш, уплывали секунды, Таське стало казаться, что ее соединяют с вечностью, с космосом, с Господом Богом.

Наконец

что-то щелкнуло, музыка пропала, все тот же тусклый голос снова обнадеживающе сообщил «Ваш разговор записывается», и на том конце связи возник раздраженный, чуть сипловатый голос:

– Слушаю.

– Здравствуйте! – пискнула Таська и вдруг с ужасом поняла, что забыла все, что собиралась сказать.

Начисто.

А ведь практиковалась. Несколько раз звонила Ленке на трубку (Ленка сидела за закрытой дверью кухни и изображала чиновника из верхних слоев атмосферы) и с упоением поливала помоями Шаповалова, шила ему статью за статьей, от превышения полномочий до вымогательства.

Тренировки не помогли, чтоб ему пропасть, этому Шаповалову с его ведомством.

– Представьтесь, – помог полпред Таське, и она стала приходить в себя.

И вспомнила текст, и застрочила:

– Виктор Иванович! Здравствуйте! Меня зовут Таисия Бинч, я частный предприниматель.

Таська послушала свой дрожащий голос. Возникла пауза.

– Отлично, – весело отозвалась трубка, – рад за вас.

Таська вспомнила: Ленка что-то говорила о чувстве юмора Ишаева. Очень здоровое, говорила, хорошего качества. Очевидно, это оно и было.

– Подождите радоваться, Виктор Иванович, – выпалила Таська, – у меня икорный бизнес.

– Ну, не похоронный же.

– Почти. Я уже три недели торчу на Сахалине, все никак не могу отправить контейнер с продукцией – рыбой и икрой.

– Та-ак, – подтвердила трубка.

– Понимаете, работник Транспортной прокуратуры в Холмске Шаповалов Леонид Помпеевич, – сыпала, как горохом, Таська, – говорит, что у них есть информация, будто в контейнере я перевожу взрывчатку.

– А вы ее перевозите?

– С какой стати? Из меня такая же террористка, как… – Таська чуть не брякнула коронную фразу Яги «как из г… пуля», но вовремя спохватилась, – как из бесланских матерей.

– Вам предъявили обвинение?

– В том-то и дело, что нет. Да и не может быть никакого обвинения! Скорее наоборот: по их вине контейнер разграбили. Виктор Иванович! У меня муж вышел из комы, а я торчу здесь и непонятно чего жду.

На мгновение Таська прониклась моментом и натурально всхлипнула. Не сильно, чуть-чуть. Чтобы чиновник – все-таки он мужчина – не испугался ее слез, не принял за истеричку и не отключился. Мужчины истеричек недолюбливают – Таська знала это еще от своей матери, а та – от своей, а та…

– Вы оставили номер своего телефона?

Таська интенсивно закивала:

– Да, конечно, оставила.

– Ждите, вам позвонят.

– А

долго ждать?

– Три дня, – назвал срок чиновник, и Таська поняла, что разговор окончен.

– Спасибо. До свидания! – выкрикнула она в последнюю секунду.

* * *

Из окон Ленкиной квартирки Таська разглядывала улочку, занесенную снегом, и изнывала от неизвестности.

Москва, дом в Крылатском, Настена с Ягой, подруги Наташка и Светка, гипермаркеты и пенные ванны – отсюда, из чужой квартиры на краю земли, представлялись давно, в далеком детстве увиденным фильмом.

Тоска по дому стала невыносимой. Устав пролеживать Ленкин диван, Таська занялась комнатными растениями.

Устроила дистрофичному фикусу баню, взбодрила землю у драцены.

Раздавшийся звонок телефона застал Таську за подрезкой пуансеттии.

Курившая под форточкой Ленка стремительно затушила сигарету, и обе рванули каждая к своей трубке.

Звонили Таисии.

– Мама! Мамочка! – верещала Настена. – Папу выписывают! Ты когда приедешь?

– Не знаю. – Губы свело, лицо стало чужим. Тася сдерживалась изо всех сил, чтобы не разреветься.

– Мамочка! – не отставала Настена. – Когда ты возвращаешься? У нас денег уже нет, а врач сказала, что папе нужно питание.

«Папе нужно, а нам что – не нужно?» – шевельнулся вялый протест.

– Настя, дочка, потерпи еще несколько дней. Я хочу дождаться отправки контейнера. Оставить его здесь я не могу. Вдруг все снова сорвется.

– Понятно, – разочарованно протянула дочь, – дать папе трубку?

Таська облизала враз пересохшие губы.

Разговаривать с Егором сейчас она не могла – не могла собрать душевные силы.

И потом, что она ответит, если Егор спросит о делах? А он спросит.

Скорее всего, ей захочется пожаловаться. Не исключено, что сорвется в истерику, а истерика – несколько не та эмоция, которая должна сопровождать такое радостное событие, как выписка из больницы после комы. Так что лучше отложить разговор до встречи.

Таська так долго молчала в трубку, что Настена за семь тысяч километров угадала ее настроение:

– Потом сама позвонишь?

– Да, – обрадовалась подсказке Тася, – сама позвоню, когда куплю билет. Целуй папу.

С этого момента время понеслось, как будто Земля изменила скорость вращения.

Все разрешилось не на третий, как обещал полпред, а на второй день. Легко и просто.

Позвонили, извинились, заверили, что груз готов к отправке, что прошло внутреннее расследование, установлен факт превышения полномочий, что ей возместят ущерб, допущенный по вине капитана Шаповалова (бывшего капитана Шаповалова!), и еще много бальзама было пролито на израненную Таськину душу.

Контейнер (Господи, помоги!) пока оставался на приколе, но уже было ясно: «Сахалин-2» завершен.