Тоннельщики
Шрифт:
— Зима, — шепнул Богдан, переводя взгляд на голопроекцию. — Варвара?
— Не читайте по утрам газет… и новости не смотрите, особенно во время медосмотра. Адреналин подскочил, сердцебиение, ещё чуть-чуть и вы бы ринулись убивать. Музыка успокаивает, особенно классика.
— Хорошо, — Богдан прикрыл глаза, пожевал губами и добавил, — спасибо!
— Не за что, — отмахнулась Варвара. — Все бы были такими покладистыми пациентами. Эх…
— А я покладистый?
— Скажем так — не вредный.
— Утешили, Варвара Сергеевна.
— Рада стараться, — ехидно отбила подачу медик. — Придётся пройти вам, Богдан Михайлович, арадиотиновый курс и биорегенерацию после вахты. В целом ничего страшного, но две недели профилактики ничто перед лечением лучевой болезни. За таблетками прошу непосредственно ко мне, и не вздумайте откладывать дело в долгий ящик.
— Начались угрозы, — печально констатировал Богдан.
— Полноте, Богдан Михайлович, — в глазах медика загорелись дьявольские искры. — Разве может подчинённый угрожать начальнику?
— А кто может? — наблюдая за втягивающимся в стену шлейфом проводов и гибких манипуляторов, присел на кровать Богдан.
— О-у! — улыбка Варвары стала поистине мефистофельской. — Перевожу на вас вызов по закрытому каналу…
— Что?! — голограмма медика подёрнулась рябью.
— Северов, ты — козёл! — над проекционным пятаком повисло изображение Регины. Очень злой Регины.
— И тебе здравствуй, дорогая! — мигом обуздал чувства Богдан, продолжив ледяным тоном. Да, невеста переживает за него и это очень греет, но позволять сесть себе на шею и погонять сверху он не собирался, даже чувствуя себя со всех сторон виноватым. Тем более избранница сердца вчера на полном серьёзе могла стать вдовой. Дед воспитывал внука в строгом патриархальном стиле. Жена или подруга имеет право высказать наболевшее в глаза, но наедине, а не срываясь на публичное полоскание личного белья. Канал закрытый, но связистов с обоих концов никто не убирал. Накрутив себя, Регина лишь спустила сплетни с поводка. — Знаю всё, что ты имеешь мне сказать. Но прежде позволь напомнить тебе, что я мужчина и начальник участка, за горбом у которого десятки человеческих душ и на этом основании позволь мне самому решать, козёл я или нет и в каком месте козлее.
Покраснев аки маковый цвет и проглотив заготовленную тираду, невеста отбилась. Обиделась. Ничего, она девочка умная. Поплачет немного, подумает и примет сторону жениха, ибо сама вылеплена из того же теста, только намного симпатичней на лицо и значительно округлей в некоторых других местах. И в положении…Убить того, кто посмел донести. Медленно зажарить его на дефлекторном отражателе.
— Варвара Сергеевна, надеюсь вам не надо повторять прописную истину о языке за зубами?
— Обижаете, Богдан Михайлович.
— Вас обидишь, пожалуй. И всё же прошу не распространяться. — надавил Богдан. — Можно вас попросить о маленькой услуге? Передайте, пожалуйста, связистам, чтобы готовили аварийно-спасательный комплект вазелина. Кое-кому, распустившему язык, пора снимать стружку и устроить сеанс сексотерапии. Вы меня премного обяжете, Варвара Сергеевна, — подойдя к голограмме вплотную, процедил Северов. Ночная вахта попала под раздачу. Приключения со «злым солнышком» уплыли на сторону, а кто любит, когда секреты покидают предназначенную им скорбную обитель?
Мостик центрального управления принтера можно было легко спутать с гидропонной оранжереей. От благоухающих цветов кружилась голова. В клетках весело перекрикивались канарейки и золотистые певунцы — певчие птички с Лады. Золотистыми их делало оперение, переливающееся всеми цветами жёлтого. Как ни странно, над зелёным уголком шествовал оператор Валентиныч — дородный мужчина героических пропорций. На широком добродушном лице Валентиныча (и никак иначе, без имени и фамилии) царствовали пышные усы, делающие добряка похожим на ленивого моржа. Из курсирующих по вахтовым посёлкам слухам, Валентиныч в своё время отучился на агронома, но всю жизнь, от звонка и до пенсии, до которой остались считанные месяцы или две вахты, если считать рабочими циклами, оттрубил в тоннельном отряде. Своё призвание и полученные в сельскохозяйственном институте знания, он реализовывал в виде зелёных уголков, больше напоминающих дикие джунгли. Это ещё принтере он не успел развернуться. К концу строительства из кадок по служебным проходам поползут жгучие и кусачие лианы, стены обовьёт мускусный вьюнок, операционный зал станет царством овощей и фруктов, выведенных селекционерами и самозваными мичуринцами специально для стеснённых условий станций и замкнутых оранжерей. Маленькие кубические арбузы и дыни с гранью в двадцать сантиметров давно никого не удивляли, зато ремонтники и оперативным персонал обожали полакомиться сливами, черешней и абрикосами специально выведенных сортов. Помидоры и огурцы отлично заменяли сухпай и пакетированную закусь, когда в тёмных уголках станции собирались «на троих». Валентиныч как сыр в масле катался, организуя натуральный обмен. Камни и друзы кристаллов на помидоры, поделки и рукоделие на фрукты. Руководство не препятствовало ибо живой уголок благотворно влиял на климат в коллективе. Официальной оранжереи, как ни крути, было мало, зажатые в четырёх стенах люди хотели кусочка родины и Валентинычу сходили с рук все залёты и косяки. Его держали и за него держались. Официальные оранжереи тоже держались на пустотном агрономе любителе. Добродушный увалень обладал талантом вырастить апельсины в старой пепельнице. А что он творил с полноценным цветочным горшком вообще не поддавалось описанию, поэтому «озеленитель» плевал на все ревизии и проверки. Слава Пустоте, берегов Валентиныч не терял и шестым чувством чуял, когда лучше прикинуться ветошью и не отсвечивать.
Вот и сейчас, напевая под нос что-то фривольное, оператор принтера на коленях ползал вокруг массивной кадки с собственным аккумулятором и генератором поля тяготения, вмонтированном в основание. В руках медведеподобного мужика мелькали секатор и узкая лопатка. Валентиныч умудрялся одновременно обрезать сухие ветки растения и подсыпать лопаточкой грунт из распоротого мешка, сделанного из биоразлагаемого целлофана.
— Засохла, моя девочка, — закончив петь, не замечая начальство, бормотал садовод. — Сейчас папочка сделает тебе красивую причёску и подкормит свою маленькую малышку. Так, так, вот, сейчас-сейчас мы уберем эти нехорошие колючки и наладим дозатор. Пей моя хорошая. Моя маленькая будет цвести? Конечно она будет цвести красивыми цветочками. Папа её покормит фосфором и азотиком, подсыпет минеральчиков и у нас будут ягодки на варенье.
— Ягодки, Валентиныч, будут у тебя, — плюхнувшись на сиденье, Богдан оторвал оператора от любимого занятия. — Ягодищи, арбузищи!
— Богдан…
— Тридцать лет Богдан, что дальше, Валентиныч? Ты мне, агроном недоделанный, какого черта план срываешь? Ты, гном садовый, сколько секций уже должен был выдать, а?! Ответь мне, Валентиныч.
Вскочив на ноги и виновато потупившись, Валентиныч отряхивал грязные колени и боялся оторвать взгляд от носков ботинок с магнитными подковами.
— Так это, контейнеры с порошком…, того. Закончились! — нашёл оправдание агроном и широко, чисто невинный младенец, улыбнулся.
— Ты уверен, Валентиныч? Тогда что за партию груза нам отстрелили час назад и какую хрень в стофутовых боксах в приёмный терминал принтера таскают «Мулы»?
— Ой, я это, — окрасившись в маковый цвет, садовод вновь попытался что-то найти на носках злополучных ботинок и спрятал садовую лопатку за спину. — Это…, заработался.
— Это я забираю! — Богдан отобрал лопатку, сгрёб секатор, мешок грунтом и ведёрко с прочим садовым инвентарём. — Получишь обратно, когда отпечатаешь десять секций. Десять, Валентиныч! Понял меня?
— Понял, — чуть ли не глотая слезы, пробормотал виновник сбоя работы вахты.
Сунув под нос оператору кулак со сбитыми костяшками, Богдан покинул сию скорбную обитель. Обиженное дитятко пенсионного возраста, едва передвигая от горя ноги, поплелось за главный пульт. Что ж, десять секций Валентиныч выдаст. К бабушке не ходи. За любимый инструмент он в лепёшку разобьется, правда ни миллиметра металлоконструкций сверх плана от него теперь не дождёшься. У медвежонка тоже были свои принципы. Как-никак на святое покусились.