Топ и Гарри (ил. П.Парамонова)
Шрифт:
Харка дрожал от холода. Собрав последние силы, он поднялся и пошел разыскивать коня, на спине у которого оставалось одеяло. Рыская по лесу, Харка ускорял и ускорял шаг до тех пор, пока не пустился бегом. По лицу и по телу хлестали ветки, но он не обращал на это внимания: коня нигде не было видно
Стало светать. Харка решил забраться на дерево, чтобы осмотреться. По холодным и скользким ветвям он поднялся на вершину. Перед ним открылось место, где когда-то стояли палатки его рода. Такое знакомое место! Вот тут была палатка отца. Там — палатка его друга Четана. Здесь — палатка жреца. В утренних
Первые лучи солнца золотыми стрелами пронизали кроны деревьев. Первые тени потянулись по земле. Все тихо. Ах, с какой радостью всегда встречал Харка восход солнца! Маленький ручей, протекающий по краю поляны, заблестел в солнечных лучах. Дети рода Медведицы по утрам плескались в этом ручье, мылись, играли…
А сейчас все казалось Харке таким угрюмым…
Раздался крик ворона. Нет, это не было началом переклички сытых воронов, сидящих на деревьях над трупами убитых, воронов, собирающихся почистить перья. Этот ворон, что каркнул, вообще не был вороном. Харка хорошо знал этот крик «ворона» и ответил на него точно таким же криком.
У пасущихся коней появился отец, который до сих пор прятался за деревом. Туго заплетенные косы опускались на его плечи. У него не было перьев в волосах, но скальпы на боковых швах легин — черные скальпы индейцев — висели. Его одежда — куртка из бизоньей кожи до колен, меховые мокасины — соответствовала зиме. В руках он держал ружье и смотрел вверх на крону дерева, где притаился Харка. В волосах отца стало больше седых прядей, вокруг глаз и рта залегли тени.
Харка быстро спустился вниз, спрыгнул с последней ветки на землю и бросился к отцу. Матотаупа смотрел на исхудалого, бледного юношу, с исцарапанной кожей, с синяками на плечах, в мокром платье. Взгляды обоих встретились, и в каждом был один и тот же вопрос, на который пока не было ответа, да и не было таких слов, чтобы ответить на него!
— Ты один, Харка — Твердый Как Камень?
— Один.
У Матотаупы была охотничья добыча, и Харка с удовольствием разделил с ним завтрак. Он снял мокрую одежду и развесил ее просыхать. На плечи он набросил бизонье одеяло, на котором были изображены героические дела его отца, военного вождя рода Медведицы.
— Я не один, — сказал Матотаупа, как только они поели. — Мы живем с Джимом в пещере. Там мы в безопасности. Дакота считают нас духами и покинули эти места.
— Они считают духами и лошадей?
— Наших с тобой мустангов — конечно, нет. Возможно, бродит здесь мустанг и Тачунки Витко. Но я его пока не видел. Почему ты Джиму не сказал, кто ты?
«Значит, отцу известно о схватке!»
— Мы встретились в темноте. И Джиму ничего не надо в пещере?.. Только укрытие?..
— Никто других мыслей ему не давал. Я сам ему предложил на зиму остановиться здесь. Тебя выбросил водопад?
— Хау.
— Джим тяжело ранен. Я его перевязал, но пройдет времени не меньше чем полная луна, восстановятся его силы. Хорошо, что теперь мы втроем. Почему
— По той же причине, что и ты, отец. Ты убил режиссера цирка Эллиса. Для белых я — сын убийцы, и до тех, пор, пока я не воин, они могут меня, по их законам, схватить.
— Ты не должен был говорить старому Бобу в Миннеаполисе, что мы уходим к сиксикам. Он предал нас полиции.
Харка насторожился. Ему было тяжело справиться с собой, когда приходилось противоречить отцу, подчинение которому он считал своим долгом. Но голос его прозвучал сухо и твердо:
— Я молчал. Старый Боб ничего не знал. Есть только один человек, который мог нас предать… Это — Джим…
— Замолчи! Он мой белый брат, и никогда он меня не предаст.
Харка сдержался и не произнес ни слова, но в нем все кипело.
Отец и сын еще несколько минут молча сидели друг против друга каждый со своими мыслями. Возможно, это случайность… А может быть, и нет, но они сидели на том же самом месте, где когда-то находился очаг палатки вождя рода Медведицы. И казалось, что земля сама начала говорить, когда люди сидели молча. Все прошедшее точно ожило. Матотаупа ждал встречи с сыном. И Харка пришел. Харка покидал родину, дважды следовал за отцом. И вот этот разговор…
— Харка — Твердый Как Камень, — сказал медленно Матотаупа. — Ты знаешь, что я доверяю тебе. То, что я сказал тебе два лета тому назад, должно свершиться. Ты должен знать тайну пещеры. Ты один. Как мой отец доверил тайну мне, так я доверяю ее тебе. И эту тайну ты не должен предавать. Никогда!
— Никогда, отец!
Снова наступило молчание. Беспокойство Харки улеглось. Он не потерял доверия отца. Должен же наступить такой день, когда ложное представление о белом человеке рассеется. Спокойно и осторожно нужно Харке держать себя до тех пор, пока в его руках не будет такого доказательства коварства Джима, которое убедит отца. Отец принадлежит ему, а не этому белому человеку.
— Идем, — сказал Матотаупа и поднялся. — Мы пойдем к тайне пещеры, а потом — к Джиму.
Харка тоже поднялся.
— А кони?
— Предоставим их самим себе.
Харка пошел за отцом.
Скоро мальчику стало ясно, что Матотаупа не собирается воспользоваться известным ему входом. Они были уже значительно выше его и ушли далеко в сторону. Гораздо дальше, чем этого требовала бы самая большая предосторожность. Матотаупа остановился на каменистой площадке. Деревья здесь были низкорослые, скрюченные стволы их обросли мхом. Тонкий слой снега местами растаял. В надвинувшихся со всех сторон скалах было что-то угрожающее.
Матотаупа осмотрелся и, ступая по камням, чтобы не оставлять следов, направился к большой скале. Он осторожно отвернул моховой покров, который точно сращивал камни с землей, приподнял довольно крупный камень, и Харка увидел два маленьких камня, которые поддерживали этот большой камень, не давая ему плотно прижаться к земле. А когда Матотаупа полностью поднял камень, открылась темная дыра.
— Здесь мы войдем.
Спуск начинался узким входом, но затем становился довольно удобным. Оба маленьких камня, которые были у Харки, Матотаупа, как только они оказались внутри, подложил под камень так, что тот снова стал на свое место.