Топаз-портретист

на главную

Жанры

Поделиться:
Шрифт:

Рассказ «Топаз-портретист» впервые опубликован в 1842 году во втором томе сборника «Сцены частной и общественной жизни животных», который задумал и выпустил парижский издатель Пьер-Жюль Этцель (1814–1886), в дальнейшем прославившийся изданием многочисленных романов Жюля Верна, а в начале 1840-х годов делавший первые шаги на издательском поприще.

«Рамка» сборника, придуманная тем же Этцелем (который выступал как литератор под псевдонимом П.-Ж. Сталь), заключается в следующем: однажды ночью в парижском Ботаническом саду обитатели тамошнего зверинца собрались на Генеральную ассамблею и стали обсуждать способы освободиться от власти человека. После бурных дебатов они отказались от идеи вооруженной борьбы с помощью когтей и клыков и решили ограничиться изданием книги, в которой звери расскажут каждый сам о себе без посредничества человека. Впрочем, совсем без людей они не обошлись: было решено, что «поскольку среди Животных художества и книгопечатание развиты еще недостаточно, звериная нация через посредство своих посланников обратится к Человеку по фамилии Гранвиль, который был бы достоин именоваться Животным, если бы время от времени не осквернял свой прекрасный талант изображением — впрочем, неизменно мастерским — себе подобных». Именно Гранвиль (наст. имя и фам. Жан-Иньяс Изидор Жерар, 1803–1847) и проиллюстрировал всю

книгу своими рисунками.

Вниманию читателей предлагается рассказ «Топаз-портретист», в котором ставится и разрешается — увы, довольно пессимистически — извечная проблема «художник и власть».

Автор рассказа Луи Виардо (1800–1883) известен в России прежде всего как муж своей жены Полины Виардо (урожд. Гарсиа), которая, в свою очередь, известна в России не только, а возможно, и не столько как превосходная певица, сколько как предмет многолетнего обожания И.С. Тургенева. Между тем Виардо был известный литератор, автор путеводителей по музеям многих европейских стран, переводчик, переводивший с испанского и с русского; в его переводах вышли по-французски «Дон Кихот» Сервантеса, «Записки охотника», «Рудин», «Первая любовь» и другие произведения Тургенева, «Пиковая дама», «Капитанская дочка», «Выстрел» Пушкина, «Записки сумасшедшего», «Вий», «Старосветские помещики», «Тарас Бульба» Гоголя, причем нужно отметить, что многие из этих переводов переиздавались во Франции вплоть до конца ХХ века (о том, как именно были созданы эти переводы, Виардо докладывал в письме Этцелю в августе 1859 года: «мой друг, Иван Тургенев, переводит мне русский текст дословно, а я просто записываю по-французски»; цит. по: Parm'enie A., Bonnier de La Chapelle C. Histoire d'un 'editeur et de ses auteurs. — Paris, 1953. P. 397). Как и почти все авторы «Сцен», Виардо оставался в контакте и переписке с Этцелем и много лет спустя после выхода сборника. Он, в частности, с помощью жены давал издателю консультации по музыкальным вопросам.

По «условиям игры» каждый рассказ в «Сценах» ведется от лица какого-либо животного. В рассказе Виардо личность повествователя выясняется только из последнего абзаца рассказа; абзац этот потерялся при наборе, и Виардо, отсылая Этцелю прочтенную и исправленную верстку, напоминал, что при наборе «пропал маленький хвостик, прибавленный позже и призванный, открыв имя рассказчика, соединить конец с началом. Вам ведь угодно, чтобы рассказ велся от лица животного, а я, конечно, и сам порядочная скотина, но у Бюффона не описан. Постарайтесь отыскать этот хвост, без которого рассказ будет неполон» (цит. по: Lyon-Caen B., Th'erenty M.-`E. Balzac et la litt'erature zoologique. Sur les Sc`enes de la vie priv'ee et publique des animaux// Bestiare balzacienP. 8).

Вера Мильчина
* * *

Я стал его наследником, я был его наперсником; никто лучше меня не расскажет его любопытную и поучительную историю.

Родился он в девственном бразильском лесу, где мать качала его под сенью лиан, и совсем юным был захвачен в плен индейцами-охотниками, которые продали его в Рио-Гранде вместе с множеством Попугаев, Попугаих, Колибри и буйволиных шкур. В этой компании он прибыл в Гавр, прыгая по вантам и реям; матросы обожали его, хотя он кусал одних, царапал других и вообще учинял множество проказ; из оставленного на своей дикой родине он сожалел только о ярком и горячем солнце, под которым даже Обезьяна, самое зябкое создание после Человека, никогда не клацает зубами от холода. Капитан корабля, любитель Вольтера, назвал его Топазом в честь верного слуги Рустана — ведь мордочка у него была желтая и облезлая [1] . Говоря короче, по прибытии в порт Топаз обзавелся не только именем, но и образованием не хуже, чем у его родича Вер-Вера, который своими речами приводил в ужас монахинь; в лексикон Топаза входили слова даже более крепкие, поскольку он выучил их не на реке, а на море [2] .

1

Имеется в виду философская повесть Вольтера «Белое и черное» (1764); впрочем, Топаз, один из двух слуг главного героя, описан там как человек «красивый, хорошо сложенный и бледнолицый», так что капитан выказал немало иронии.

2

Попугай Вер-Вер из одноименной поэмы Ж.-Б. Грессе (1734), воспитанный в одном женском монастыре и отправленный в другой, выучил нехорошие слова от лодочника на Луаре.

Во Франции он переменил столько хозяев, что, пожелай мы пересказать их истории или изобразить их характеры, Топаз легко мог бы предстать новым Ласарильо с Тормеса или новым Жиль Бласом [3] . Скажем лишь, что обезьянье отрочество Топаз провел в Париже, в очаровательном будуаре на Новой улице Сен-Жорж, у прелестной особы, которая нянчилась с ним, обожала его, баловала и довершила образование, столь удачно начатое гаврскими матросами [4] . Он блаженствовал и жил по-царски. Но что прочно в этом мире? В один ужасный день он имел неосторожность укусить за нос почтенного старца, которого все называли господином графом и который покровительствовал очаровательной хозяйке Топаза. Покровитель пришел в такую ярость, что поставил даму перед выбором: или он, или скверная тварь; один из них должен незамедлительно покинуть дом. От бедного Топаза хозяйка не дождалась бы ни кашемировых шалей, ни брильянтов, ни кареты. Итак, приговор Топазу был предрешен, однако красавица произнесла его скрепя сердце, а чтобы скрасить вынужденную разлуку, тайком отправила своего питомца в мастерскую художника, куда вот уже три месяца ездила позировать для портрета, который по-прежнему был так же далек от завершения, как рукоделье Пенелопы.

3

Названы заглавные герои двух авантюрно-плутовских романов. В 1846 году в Париже вышел однотомник, куда вошли роман Алена-Рене Лесажа «Жиль Блас» (1715–1735) и анонимный испанский роман «Жизнь Ласарильо с Тормеса» (1554) в переводе самого Виардо.

4

Эта прелестная особа — содержанка и живет в том недавно выстроенном квартале Сен-Жорж, где в 1830—1840-е годы эти дамы легкого поведения селились во множестве. В том, что она завела обезьяну, не было ничего исключительного. Для парижан в конце 1830-х годов дрессированные обезьяны были едва ли не повседневной реальностью. Их можно было увидеть и в дамских будуарах, и в Олимпийском цирке; на его арене в 1838 году демонстрировали представление, главными героями которого были дрессированные обезьяны, превзошедшие, по мнению рецензента Теофиля Готье, самых лучших парижских комиков. См.: Berthier P. Animal de th'e^atre ou b^ete de sc`ene? // L'animal au XIXesi`ecleBordas E. L'arbitraire du singe // Bestiaire balzacien. Об обилии обезьян в Париже свидетельствует также отрывок из парижской хроники Дельфины де Жирарден от 26 августа 1837 года: «Сегодня на улицах обезьян больше, чем людей. Нельзя не признать, что одеты эти господа очень прилично: одни в мундирах, со шпагой на боку, другие в красных халатах; одни в егерских куртках, другие в помещичьих рединготах. Мало того что они одеты со вкусом — они еще и здороваются очень учтиво, а некоторые даже предъявляют паспорт; особенно хорош один, который разъезжает верхом на пуделе: к нему у нас никаких претензий. Но, с другой стороны, согласитесь, что неприятно, открыв окно, обнаружить на подоконнике совершенно незнакомую вам обезьяну; ничуть не лучше, спокойно идя по тротуару, внезапно почувствовать обезьяну у себя на плече» (Жирарден Д. де. Парижские письма виконта де Лоне. — М., 2009. С. 162).

И вот как открываются призвания! Оказавшись на деревянной скамейке вместо мягкого дивана, поедая сухие корки вместо пирожных и запивая их чистой водой вместо апельсинового сиропа, Топаз преобразился к лучшему; помогла ему в этом нужда, превосходно научающая нравственности и добродетели в тех случаях, когда она не погружает еще глубже в порок и разврат. Делать Топазу было нечего, и он принялся размышлять о своем жалком положении, столь непрочном, столь переменчивом, столь зависимом; он возмечтал о свободе, труде и славе; он понял, что для него наступил тот критический и торжественный момент, когда нужно, как говорят, найти себе дело в жизни. Между тем есть ли в жизни дело более прекрасное, более свободное, более славное, чем ремесло художника? Само Небо привело Топаза в мастерскую. И вот, уподобившись Парейе, рабу Веласкеса [5] , Топаз принялся наблюдать за работой живописца и угадывать тайны его мастерства; целые дни проводил он, усевшись на верхушке мольберта и ловя каждое движение кисти; а стоило художнику отвернуться, как он сам завладевал палитрой и кистью, после чего легкими мазками повторял уже сделанную работу, кладя свои краски поверх тех, которые уже легли на полотно. После чего, гордый собой, отступал от мольберта, любовался своим творением и тихонько бормотал слова Корреджо, которыми столько раз тешили себя все бесчисленные юные гении, наводняющие Париж: Ed io anche son pittore [6] .

5

Хуан Парейя — мулат, раб Веласкеса, изображенный на портрете 1650 года; в 1652 году Веласкес даровал ему свободу, о чем ниже упоминает Виардо.

6

«И я тоже художник» (ит.) — легендарное восклицание Корреджо перед картиной Рафаэля. Тема обезьяны-живописца была чрезвычайно популярна в живописи: в XVII веке обезьяну перед холстом и с кистью в лапе рисовал Давид Тенирс, в XVIII веке картины под названием «Обезьяна-художник» создали Жан Симеон Шарден (ок. 1699–1779) и Жан-Батист Деэ (1729–1765). В XIX веке эту традицию продолжил Александр-Габриэль Декан (сам себя называвший «живописцем обезьян»), выставивший в Салоне 1833 года свой вариант «Обезьяны-живописца». Гранвиль также отдал дань этой традиции еще в сборнике «Метаморфозы» (1828–1829), где на литографии «Академия рисунка» изобразил сразу нескольких обезьян, занятых рисованием с натуры (см.:Renonciat A. La vie et l'oeuvre de J.-J. Grandville. — Paris, 1985. P. 48).

Однажды гордыня усыпила в нем чувство осторожности, и хозяин застал его за этим занятием. Хозяин и сам вернулся домой, полный радости и гордости, поскольку дирекция изящных искусств только что заказала ему картину «Потоп» для церкви в городе Булонь-сюр-Мер, где круглый год льет дождь. Ничто так не умножает великодушие, как довольство самим собой. Вместо того чтобы поколотить своего Созия [7] , живописец, точно новый Веласкес, воскликнул: «Черт подери! Коль скоро ты хочешь быть художником, я возвращаю тебе свободу и превращаю тебя из слуги в ученика». Так Топаз стал подмастерьем художника.

7

Cозий — Двойник, трусливый раб в комедии Мольера «Амфитрион», а также имя раба в нескольких античных комедиях.

Первым делом он взялся за шерсть на голове и подбородке; первую разбросал по плечам, точно пудреные волосы сельского священника, вторую превратил в козлиную бородку [8] ; затем нахлобучил на голову широкополую остроконечную шляпу и надел узкий редингот, отвороты которого прикрывал пышный воротник сорочки; одним словом, он постарался как можно больше походить на портрет Ван Дейка и, взяв под мышку папку с бумагой, а в руку — коробку с красками, отправился брать уроки рисования.

8

Длинные волосы и короткая бородка «как у серны» или «как у козы» считались в 1830-е годы главным атрибутом молодых творцов — художников или поэтов, которые уже этими особенностями внешнего облика противопоставляли себя всему остальному непоэтическому миру. В утрированной и пародийной форме это превращение обычного человека в художника описано в очерке Ф. Пиа «Артист»: «У него с замечательной быстротой начинает расти борода: чаще всего на подбородке, а в тяжелых случаях повсюду» (Pyat F. L'Artiste // Nouveau tableau de Paris. — Paris, 1834. T. 4. P. 19).

Но увы! подобно множеству начинающих художников, которые, впрочем, не Звери, а самые настоящие Люди, Люди с головы до пят, Люди с пятью чувствами и тремя способностями души, Топаз принял за истинное призвание или пустые обольщения своего тщеславия, или неспособность заниматься чем-либо другим. Вскоре его постигло прискорбное разочарование. Когда учитель не очерчивал ему контуры фигур и предметов и он был вынужден проводить линии самостоятельно; когда, вместо того чтобы накладывать краску на ту, что уже лежит на полотне, он оказывался перед чистым холстом; наконец, когда требовалось не подражать, а быть оригинальным, тогда от всего таланта нашего Топаза не оставалось и следа. Сколько бы он ни трудился, ни упорствовал, ни потел, ни бранился, ни бился головой об стену, ни рвал на себе волосы, муза молчала, как в рот воды набрала, а Пегас выказывал свой норов и не желал вознести живописца на тот Геликон, где обретаются чаемые богатство и слава. Говоря по-простому, из него не вышло ничего путного, так что учителя и товарищи по учебе из лучших побуждений дали ему совет поискать какое-нибудь другое ремесло:

Ты каменщиком будь, коль в этом твой талант [9] .

Право, очень жаль: ведь Топазом двигал вовсе не узкий эгоизм и не жажда личной выгоды. Он мыслил куда более широко; он желал ни больше ни меньше как исполнить великую, благородную, гуманитарную и цивилизаторскую миссию. Я часто слышал от него, что, по примеру средневековых иудеев, которые учились медицине у арабов, а потом применяли полученные знания для исцеления христиан, он желал передать от Людей Животным основы изящного искусства и, даровав сии новые познания своим звериным соплеменникам, сделать их почти равными царю творения, с которым у них и без того есть столько общего. Печаль его равнялась амбициям; упав с той огромной высоты, куда вознесла его гордыня, объятый стыдом, угрюмый, недовольный всем светом и самим собой, бедный Топаз потерял сон, аппетит, живость и впал в тоску, заставлявшую опасаться за его жизнь. К счастью, врачей к нему не позвали и положились на природу.

9

Буало. Поэтическое искусство. IV, 26.

Комментарии:
Популярные книги

Провинциал. Книга 4

Лопарев Игорь Викторович
4. Провинциал
Фантастика:
космическая фантастика
рпг
аниме
5.00
рейтинг книги
Провинциал. Книга 4

Пустоши

Сай Ярослав
1. Медорфенов
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Пустоши

Мужчина моей судьбы

Ардова Алиса
2. Мужчина не моей мечты
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
8.03
рейтинг книги
Мужчина моей судьбы

Царь поневоле. Том 1

Распопов Дмитрий Викторович
4. Фараон
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Царь поневоле. Том 1

Боги, пиво и дурак. Том 4

Горина Юлия Николаевна
4. Боги, пиво и дурак
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Боги, пиво и дурак. Том 4

Дайте поспать!

Матисов Павел
1. Вечный Сон
Фантастика:
юмористическое фэнтези
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Дайте поспать!

Штуцер и тесак

Дроздов Анатолий Федорович
1. Штуцер и тесак
Фантастика:
боевая фантастика
альтернативная история
8.78
рейтинг книги
Штуцер и тесак

Вперед в прошлое 3

Ратманов Денис
3. Вперёд в прошлое
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Вперед в прошлое 3

Идеальный мир для Лекаря 17

Сапфир Олег
17. Лекарь
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 17

Академия проклятий. Книги 1 - 7

Звездная Елена
Академия Проклятий
Фантастика:
фэнтези
8.98
рейтинг книги
Академия проклятий. Книги 1 - 7

Случайная мама

Ручей Наталья
4. Случайный
Любовные романы:
современные любовные романы
6.78
рейтинг книги
Случайная мама

Камень. Книга 3

Минин Станислав
3. Камень
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
8.58
рейтинг книги
Камень. Книга 3

Кодекс Охотника. Книга XXI

Винокуров Юрий
21. Кодекс Охотника
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга XXI

Назад в СССР: 1985 Книга 2

Гаусс Максим
2. Спасти ЧАЭС
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.00
рейтинг книги
Назад в СССР: 1985 Книга 2