Топи их всех!

Локвуд Чарльз

В то же время я превозносил так называемые «гостиничные удобства» (усовершенствование гальюнов и системы кондиционирования воздуха), которые были введены на подводных лодках в 1938 году, несмотря на противодействие главного управления. Офицеры управления присутствовали на совещании и, кажется, сумели оценить значение этих новшеств и признали, что «неоперившиеся птенцы» иногда разбираются в специальных вопросах лучше, чем «стреляные воробьи».

В этот же день я навестил своего старого друга контрадмирала Блэнди, начальника артиллерийского управления. Я знал Спайка много лет и всегда восхищался им. После окончания училища, где он уже выделялся своими способностями, Спайк посвятил себя артиллерии и стал главным экспертом военно-морских сил в этой области. Но он не был специалистом по торпедному оружию, и я чувствовал, что его неправильно информируют. Когда я вошел к нему в кабинет, Спайк, уже знавший о моем выступлении, кипел от негодования.

— Не знаю, входит ли в твои обязанности дискредитация артиллерийского управления, — сказал он, — но у тебя, кажется, это неплохо получается.

— Видишь ли, Спайк, — ответил я тоже в повышенном тоне, — если то, что я сказал, сдвинет управление с мертвой точки и хоть как-нибудь расшевелит его, то я буду считать, что моя поездка оказалась ненапрасной.

Не откладывая дела в долгий ящик, мы принялись за работу и за какой-нибудь час наметили ряд конструктивных мероприятий. Управление потребовало выделить для него специалистов по торпедному оружию. Несмотря на то, что у меня самого их не хватало, я дал двух человек сразу и еще трех потом. Мы не могли еще ничего поделать с ненадежными взрывателями, но уже тогда мы посеяли семена, которые дали всходы четыре месяца спустя.

Глава 6

Ранним утром 19 апреля я снова оказался в Пирл-Харборе. Позади осталось 16578 миль воздушного пути. Я не был в своем штабе 28 дней, но личные наблюдения и встречи полностью окупали столь длительное отсутствие на основной работе. Без меня всеми делами ведали командир 4-го соединения подводных лодок капитан 2 ранга Браун и мой начальник штаба капитан 2 ранга Григгс.

В мое отсутствие главнокомандующий Нимиц дал указание чаще проводить операции по минированию прибрежных вод противника. Я не сторонник того, чтобы заменять торпеды минами, но у нас был кризис с торпедами, и командующий хотел как-то сократить их расход. Кроме того, постановка мин доставила бы противнику немало хлопот и вынудила бы его заняться тралением в широком масштабе, для чего требовалось большое количество медного кабеля и резины, то есть тех самых стратегических материалов, которые японцам приходилось импортировать. Особенно плохо дело обстояло у них с медью. Руководствуясь всеми этими соображениями, мы и отправили пять подводных лодок на минирование подходов к Гонконгу, Шанхаю, заливу Вэньчжоувань (Китай), к городу сталелитейной промышленности Муроран (остров Хоккайдо), а также на минирование рейда Касима-Нада (восточное побережье острова Хонсю).

Примерно в это время главнокомандующий военно-морскими силами издал директиву о разработке тактики «волчьих стай». Я давно уже мечтал о том времени, когда у нас будет достаточно подводных лодок, чтобы применять такую тактику. Сама по себе эта мысль была не новой. В середине двадцатых годов тактика «волчьих стай» была известна под названием «групповых атак». На эту тему было написано немало литературы, но от тактики «групповых атак» решили отказаться ввиду того, что она стесняла свободу действий отдельных подводных лодок и грозила столкновением под водой. Обучение экипажей этой тактике в мирное время было признано слишком рискованным и не оправдывающим затрачиваемых усилий.

Накануне войны в экспериментальных целях были проведены ночные учения с одновременным участием в атаке нескольких подводных лодок. Однако связь оказалась не на должном уровне и не обеспечивала той безопасности, которая требуется в условиях мирного времени. Теперь все переменилось. На подводных лодках появились радиолокатор и высокочастотный радиотелефон. Ушли в прошлое старые трудоемкие методы зашифровки и расшифровки телеграмм. Ключом к решению проблемы была связь, а связь у нас была отличная. Короче говоря, мы имели все необходимое, не хватало только подводных лодок.

Тем не менее Браун и его помощники из отдела боевой подготовки штаба 4-го соединения подводных лодок приступили к претворению в жизнь идеи совместной атаки, создав для этого «Конвойный колледж», как они его назвали. Пол танцевального зала в офицерском клубе подводников в Пирл-Харборе был выложен черными и белыми плитами размером в один квадратный метр и напоминал огромную шахматную доску. На этой великолепной доске офицеры отдела боевой полготовки совместно с командирами подводных лодок и личным составом боевых постов управления торпедной стрельбой начали овладевать тактикой действий групп из трех подводных лодок.

Если не было торпедных стрельб в море, то в часы, отведенные на боевую подготовку, они ежедневно собирались в танцевальном зале, где, отгородившись ширмами, чтобы создать видимость боевой обстановки, и всецело полагаясь только на связь и лишь изредка поглядывая в «перископ» после «появления на горизонте судов противника», приступали к «уничтожению конвоя».

Впоследствии, заручившись согласием главнокомандующего Нимица, мы предупреждали конвои, следовавшие из Сан-Франциско в Пирл-Харбор, о том, что в сутки, предшествующие их прибытию, они будут «атакованы» нашими подводными лодками. Самолеты контр-адмирала Прайса с базы Канэохэ обнаруживали конвой на расстоянии 400–500 миль от Дайамонд-Хед, после чего в дело вступали «волчьи стаи». Нередко подводным лодкам грозило столкновение, но их командиры быстро постигали науку, и в этом им помогали радиолокационные установки, на экране которых суда конвоя были отлично видны и днем, и ночью. Эти учения много дали подводникам.

Неисправно действующие торпеды доставляли нам все больше неприятностей. Количество преждевременных взрывов возросло с пяти до девяти процентов. Командиры подводных лодок возвращались из боевого патрулирования, проклиная все на свете. Артиллерийское управление посылало к нам своих лучших специалистов, но и они не могли ничем помочь. В виде опыта восьми подводным лодкам было дано указание выключить магнитные взрыватели на один поход, а затем снова включить их, чтобы получить сравнительные данные.

Но и с плохо действующими торпедами наши подводные лодки продолжали топить суда противника. По послевоенным данным, в апреле подводными силами в южной и центральной частях Тихого океана было потоплено 18 судов. Поврежденных судов было, по-видимому, раза в два больше.

Рекорд в этом месяце был установлен подводной лодкой «Гаджон», которой командовал капитан-лейтенант Пост. 28 апреля она наткнулась в море Сулу на транспорт «Камакура Мару» тоннажем в 17520 тонн. Атака производилась ночью. «Гаджон» едва сумела догнать этот быстроходный транспорт, поэтому Пост был рад и тому, что ему удалось послать две торпеды под углом встречи 170 градусов вдогонку судну. Торпеды попали в корму транспорта, и он тотчас же оказался в бедственном положении. Еще не смолкли взрывы торпед, как «Камакура Мару» с сильным дифферентом на корму ушел под воду, и на поверхности остались только спасательные шлюпки, плоты да вопившие японцы. Очевидно, капитан плохо смотрел за дверями в водонепроницаемых переборках, ибо иначе трудно объяснить, почему двух попаданий в корму оказалось достаточно для потопления такого большого транспорта. «Гаджон» потопила также грузовое судно тоннажем в 5800 тонн и сторожевой катер. С последнего она подобрала трех филиппинцев.

Если бы у нас был учрежден приз «За лучшую фотографию месяца», то его следовало бы вручить капитан-лейтенанту Гроссу, командиру подводной лодки «Сивулф», за восемь превосходных снимков, сделанных через перископ во время потопления сторожевого катера № 39. Одна из фотографий с автографом командира «Сивулф» висит сейчас над моим письменным столом. Гросс возвратился из боевого патрулирования в заливе Лусон. Кроме катера, он потопил грузовое судно тоннажем в 4575 тонн северо-восточнее Марианских островов и эскадренный миноносец к юго-востоку от Формозы.