Топка
Шрифт:
Делегат недолго рылся в голове и, радостно вспомнив дорогое слово, громко сказал:
— Это Ленин.
Слово пошло из уст в уста. В чуме был слышен общий гул;
— Лен-ин-ин... Ленин...
Рукавом своей меховой рубахи Топка вытер вспотевший лоб и, бережно придерживая рукой портрет, заговорил быстро и взволнованно:
— Бедных на свете много... много — не сосчитаешь. Каждый носит в сердце имя большое — Ленин! Солнце горит ярко, все без солнца умирает, но еще ярче горит имя большое —
Бабушка Токма быстро схватила чашку с оленьим жиром, густо намазала заячью лапку и поднесла ее к губам Ленина. Отец Топки остановил ее:
— Не надо ему, как духу, мазать губы ни теплой кровью оленя, ни густым жиром. Он — человек, всегда живой среди бедных.
У всех радостно бились сердца.
Делегат опустил низко голову и закрыл глаза. После короткого молчания прошептал:
— Ленин умер...
Топка встал, за ним встали и все остальные.
В чуме стало тихо, густой дым поднимался темным облаком и уходил в дымоход. Люди молчали. Бабушка Токма сказала:
— На земле счастья нет и не будет: оно только в сказках...
Вздохнув, она добавила:
— Счастье... его не поймаешь, как лисицу...
Люди еще безнадежнее опустили головы.
Топка выпрямился, глаза его искрились зелеными огоньками, он громко заговорил:
— Ленин умер, но нас ведет большой, как солнце, Сталин! Будем слова Ленина и Сталина выполнять. Жизнь новую своими руками строить.
Люди встрепенулись, глаза загорались огнем надежды. Скуластые лица расцветали широкой улыбкой.
Люди шумели, как на большом празднике или после самой удачной охоты. Уже было поздно, но никто не расходился. Все оживленно разговаривали о новой жизни, о новых временах. Каждый чувствовал новую жизнь, которая ярче и интереснее самой красивой сказки из всех сказок бабушки Токмы.
Люди сидели с гордо поднятыми головами. Они поняли самое главное: на земле есть счастье, есть лучшая жизнь, совсем иная, чем у них в далекой тайге! Есть тот, кто ярким солнцем освещает дорогу к счастью. Есть большой, как солнце, Сталин!
— Конец пришел проклятому Пальси! — заволновался дедушка Яр. Неужели и я старый дожил до счастливой жизни?
Дедушка Яр еще раз пристально посмотрел на портрет Ленина, глаза у дедушки блеснули. Ему показалось, что он хорошо помнит это лицо, оно ему давно, очень давно знакомо.
Дедушка просто и от души удивился:
— Так это и есть Ленин?
И не дожидаясь ответа, захлебываясь от радости, торопливо бросая слова, сказал:
— Я его знаю, лучше всех знаю. Это он в моих думах... Это он в моем сердце. Это он — Ленин!
Губы у дедушки дрожали, от большой радости он заплакал.
Бушевал осенний ветер, по черному небу плыли огромные тучи. Тайга тонула в темноте, стонала, как больная, раскатисто и протяжно.
А люди расходились гордые и веселые.
Люди шли против бури, они верили в большое счастье.
В тайге рождался колхоз. Тревожно бились сердца, люди сидели озабоченные и серьезные. Организатора слушали напряженно, расспрашивали подробно о всех мелочах. Потом долго-долго молчали — думали. Старики сомневались:
— Век прожили, о колхозе не слышали! Какая жизнь будет? Худо бы не было?
Многое уже стало ясно, многое казалось простым, но тревожило и волновало до боли одно — олени. Как отдать оленей в общее стадо? Кто будет беречь их, заботиться о них? Кто?
Больше всех волновался старый Увачан. Он махал руками и визгливо кричал:
— Оленей не дам! Не дам!
— Много ли оленей имеешь? — спросили его несколько голосов. Ответа не ожидали. Все знали, что старый Увачан имел только одного оленя. Старик присмирел и виновато сел в сторонку.
Голоса на минуту затихли. Горячился худенький, юркий Котыль. Он имел 60 оленей и рассуждал по-своему:
— Жизнь старую зачем ломаете? Не худо живем! Ладно живем!
Его резко перебивали, не соглашались. Спорили много, кричали громко, до хрипоты. Недовольные уходили. Три семьи были несогласны, рано утром они разобрали свои чумы и уехали.
Большинство решило твердо: жить колхозом. Лучших и достойных сделали пастухами, им доверили самое дорогое, самое любимое — оленей. Пастбища выбирали сообща. Каждый хвалил свои места. Дедушка Яр хотел перекричать всех:
— Меня старого слушайте! На Широкой долине лучшие места, там надо кочевать! Лучших пастбищ не найти!
Все согласились. Колхоз назвали «Ленин Хоктон» — «Путь Ленина», председателем дружно избрали Топку Большого.
«Старые обиды забудем»
Быстро шли дни!
Луна медленно плыла по небу, посматривая на землю» желтым глазом. Рассыпая серебро своих лучей, она зажигала вершины гор, скользила по деревьям, терялась в тучах и вновь резала блеском своим густую синеву тайги.
Пальси прятался от людей, как хитрый зверь. Он ставил свой чум в самых глухих и неведомых местах. Олени его паслись на лучших пастбищах. Этими пастбищами когда-то владели и дед его и отец. Пальси считал себя здесь полным хозяином.
Пальси и Еремча сидели у очага, жевали пресные лепешки, испеченные в золе, пили густой чай. Вдруг в чум забежал испуганный мальчик-пастух. Еремча крикнул:
— Волки?!
Мальчик растерялся и, заикаясь, ответил:
— Нет! Недалеко от оленей хозяина кто-то пасет огромное стадо! Видно, богатый гость перекочевал в эти места!