Топливо твоих кошмаров
Шрифт:
История Торчка проста и скучна. Избалованный мальчик из богатой семьи, всю свою жизнь он посвящал удовольствиям, и, найдя его «абсолютный» источник, не смог остановиться. Когда родители начали замечать, что из дома пропадают деньги, драгоценности и техника, Торчок быстро оказался на улице. Скитаясь по притонам и подвалам, он быстро растерял сначала юность, потом самоуважение, а следом и человечность.
За дозу он готов был сделать, что угодно. Буквально. Поначалу этим пользовались зажиточные пожилые дядечки в клубах, но со временем даже внешность Торчка покинула его, оставив взамен уродливую личину. С добычей дозы все
Он закрыл ей рот рукой, чтобы та не подняла шум…и перестарался. Перекрыл доступ к кислороду слишком надолго. Его же товарищи, еще сохранившие остатки человеческой морали бросили беднягу на пустыре в поле, где Торчок и нашел свой новый Дом. Тот в качестве издевки оставил ему вместо пальцев вечное напоминание о собственных грехах.
Ханыга ничего в общем-то не сделал, чтобы оказаться в Доме. Обычный парень с района, он просто стал жертвой одной из самых распространенных зависимостей. Он заливал глаза, пока жизнь проходила мимо. Пока не умерли родители, пока не убежала жена, пока его не выгнали из квартиры. Все, чего он хотел, была выпивка, и его бесцельные шатания привели беднягу туда, где ему оказалось самое место. Медленное разложение и неутолимая жажда стали его проклятием, ведь где-то глубоко в душе он тоже осознавал, что все, произошедшее с ним – следствие его собственного бездействия и порочности.
Пахан всегда был правильным пацаном. Попав на зону еще по малолетству, он легко втянулся в блатную жизнь, быстро принял устоявшиеся в тюремной среде понятия и, еще до освобождения, определил для себя жизненный путь.
На свободе он провел не больше года – попался на разбое и загремел уже на «взросляк». Обостренное чувство справедливости, врожденный внутренний стержень, нежелание идти на компромиссы с начальством, умение не давать себя в обиду быстро сделали ему репутацию человека надежного и четкого. Уже в двадцать два Пахан стал «смотрящим», в двадцать три впервые «расписался на трупе», а к двадцатипятилетию его «короновали».
Пахан подмял под себя всю тюрьму, легко продавил тюремное начальство и чувствовал себя даже лучше, чем на свободе – в мире нормальных людей, где синие партаки ничего не значили. Он был настоящим хозяином зоны, казнил и миловал, определял, что будет «правильным», а что – «зашкварным», объединяя в своем лице власть законодательную, судебную и исполнительную. За счет мелких правонарушений ему удавалось увеличивать срок, оставаясь у себя «дома», где он получал все – наркотики, алкоголь и женщин. Но главным была, конечно же, власть.
Однажды власть сменилась. Сначала в стране, а потом и на зоне. Среди заключенных появились молодые и дерзкие, не признававшие никаких понятий, а сверху – «функционеры» и «законники», неготовые делить с ним трон. Так, чтобы сохранить жизнь, Пахану пришлось подать прошение на УДО, которое было без лишних проволочек удовлетворено. Пахан ходил по улицам и не узнавал мир, от которого он добровольно себя изолировал. Счастливые, улыбающиеся и свободные люди – они сводили его с ума, заставляя осознавать, на что он разменял свою жизнь, в какое чудовище превратился, сколько казненных, «опущенных»
Никто даже не знает их настоящих имен. Непоседливые дьяволята по сути превратили Дом в собственную игровую площадку, подстраивая каверзы, дурачась, хулиганя и откровенно издеваясь над другими жильцами. Они не очень общительны, и об их жизни до Дома известно мало. Ходят слухи, что говнючата отравили свою собственную мать, заставив ее выпить средство для прочистки труб. Но никакого чувства вины Близнецы, похоже, не испытывают. Бытует предположение, что даже в Дом они попали исключительно случайно. Лишь самый внимательный сможет углядеть в самой глубине двух пар глаз отражение некой пустоты и скорби. Но для этого придется их хоть как-то зафиксировать на одном месте.
Надежда никогда не желала от жизни большего, чем могла бы желать каждая нормальная женщина – двое прекрасных детишек, любящий муж, уютная квартирка, поездки на море.
Борис поначалу казался таким обходительным, таким мужественным. Простоватый и даже временами грубый, он все равно занимал совершенно особенное место в ее сердце. К сожалению, Борис был неравнодушен к алкоголю. Со временем, пока Наташенька росла, а Надежда становилась старше, теряя свою красоту, юность и соблазнительные формы, Борис становился неравнодушен к их дочери. Надежда предпочитала закрывать глаза на изменения, происходящие с ее мужем и дочерью, поэтому задержание Бориса стало для нее совершеннейшей неожиданностью.
Своим поведением в отношении Наташи она не гордилась, впрочем, всегда находила себе оправдание. Перед тем, как отбыть на кичу, Борис оставил в Надежде «прощальный подарок». Родион, ее солнышко, ее мечта – теперь не было никакой надежды вырастить второго ребенка для матери-одиночки. Надежда специально не ходила в женскую консультацию, зная, что Родиона она оставить не сможет. Поначалу, после мучительных родов в одиночку на опустевшем семейном ложе, Надежда хотела подкинуть малыша к дверям больницы или приюта, но такой поступок казался ей предательством.
Сама не своя, Надежда глубокой ночью упаковала младенца в мусорный мешок, надеясь, что дитя быстро задохнется, сбросила его в мусоропровод, но надрывный плач поломавшегося малыша еще долго гулял по подъезду, преследуя Надежду в самых страшных ее кошмарах.
После возвращения Бориса квартиру пришлось поменять – они не могли позволить себе жить в Москве, пришлось найти что-то подешевле, в области. Никто уже не помнит, по какому адресу отправилось семейство, но очутились они в Доме.
Борис вырос в обычном рабочем районе, где-то на окраинах Твери. И отец и мать Бориса работали на скотобойне, оставаться Борису было особенно не с кем, поэтому он частенько наблюдал за работой родителей. Это быстро показало ему, насколько незначительна и хрупка любая плоть. А заодно научило не бояться крови.
Отец – жестокий тиран и алкоголик, превратив собственную жену в бледную, безмолвную тень, переключился на сына. Напиваясь, он заставлял Бориса надевать ужасно вонючую самодельную маску из свиной морды, принуждал ползать по полу и избивал ногами, а временами заходил еще дальше…Впрочем, об этом Борис предпочитал не вспоминать.