Тополь стремительный (сборник)
Шрифт:
Он говорил неторопливо, чуть-чуть нараспев, с украинским акцентом. Лицо у него было простодушное, скуластое, глаза узенькие, с хитрецой. И речь вел как будто о пустыне, а сам зорко поглядывал на меня: "А ты, брат, что за личность? Человек-нива или человек-пустыня?"
И я сказал ему, что я корреспондент, еду в институт Кондратенкова, чтобы написать о его достижениях.
– О достижениях писать рановато, - возразил мой спутник, - достижения в будущем.
– Я говорил, что Кондратенков разочарует вас!
– тотчас подхватил Лева. Это не настоящий ученый. Он работает ощупью, наугад и никогда не знает,, что у него получится. У нас на Курильских островах его называли ученым знахарем.
Наш спутник громко расхохотался.
– "Ученым знахарем"!
– воскликнул он.
– Знаете ли, это метко. У Кондратенкова
– А вы знаете его?
– подозрительно спросил я.
Хозяин машины улыбнулся:
– Кондратенкова-то? Конечно, знаю... Я сам из Донбасса, - продолжал он немного погодя.
– До двадцати лет не видал никакого леса, кроме крепежного. И вот, представьте, после степи, где возвышаются только копры, древние курганы да горы отвалов пустой породы, я попал в Велико-Анадольское лесничество. Увидел столетний дубовый лес, могучие дубы с резной листвой, послушал, как шепчутся кроны при ветре, и на всю жизнь я заболел лесом. Вы понимаете, что такое лес? Лес предохраняет от суховеев, бережет реки, задерживает снега, от леса лето прохладнее и зима теплее, рядом с лесом урожай богаче и люди здоровее. А какой аромат в лесу! Да честное слово, будь я директором завода, я бы воздух из соснового бора в баллонах возил в цеха!..
Я вспомнил березовую рощу с пестрыми тенями листьев и тяжело вздохнул. Солнце, взбираясь на небо, палило все беспощаднее. Горячий ветер вздымал над степью бледносерые волны пыли. Можно было подумать, что, накалившись от невыносимого зноя, земля уже начаяа дымиться и вотвот вспыхнет пламенем.
Ветер все усиливался. Он закручивал пыльные вихри, гнал их перед собой и, настигнув открытую машину, мириадами острых песчинок колол нам затылок и щеки. Пыль лезла в глаза, ноздри и уши, противно скрипела на зубах. Дымчатые волны слились в густосерые полосы. И вот все потемнело: небо стало сизым, а солнце тусклым и ржавым. Вокруг мчалось что-то серое и неопределенное, струилось, завивалось спиралью, выло, рычало, визжало, скрипело. В прежнее время подобные пыльные бури в наших черноземных степях не раз опустошали целые области. Оня поднимали на воздух миллионы тонн плодородной земли, ломали колосья, выдували зерно и вдруг за сотни километров, где-нибудь в море, обрушивались пшеничным дождем. Гибли урожаи и - что еще хуже - гибла земля, потому что буря уносила верхний слой, обнажая бесплодную подпочву.
Впереди уже ничего не было видно. Надвинув на глаза автомобильные очки, наш хозяин вел машину куда-то в серое марево.
"Похоже на слепой полет, - подумал я.
– Только там приборы, компас, радиомаяки и воздух вокруг-столкнуться не с чем. А здесь..."
И я невольно поеживался на каждом ухабе, ожидая, что вот-вот мы полетим вверх ногами в овраг. Видимо, и Лева думал о том же. Он перегнулся через спинку и крикнул мне в ухо:
– Давайте переждем! Скажите ему-пусть остановит.
Но внезапно впереди стало светлее: густая пелена пыли сменилась дымкой, сбоку замелькали какие-то тени, и мы очутились на лесной дорожке. Да, да, на лесной дорожке, в настоящем лесу. Это была защитная полоса - зеленый заслон полей против убийственных суховеев.
Я знал, что мы должны пересечь лесные полосы, и все-таки не поверил своим глазам, увидев в голой степи тоненькие стволы, гнущиеся на ветру. Нелегко было молодым деревцам выдержать натиск бури. Первые ряды их были смяты, исковерканы, изломаны. Они стояли засохшие, с ободранной корой, и обломанные ветки их беспомощно мотались по ветру. Но первые ряды, ослабив удар своими стволами и ветками, спасли жизнь следующим. Эти уже устояли, правда израненные, запыленные, словно солдаты после дальнего похода. Ветер покрыл землей засохшие листья, навесил на сучки пыльную бахрому, намел между стволами целые сугробы пыли. Но вот под ее слоем проглянула зелень - сначала робкая, сероватая, затем все более и более свежая, ликующая, яркая. Стройные тополя сомкнули кроны над головой, широко раскинулись клены, а за ними солидно и упрямо росли молодые дубки. Рядом с длинноногими и худыми тополями они казались коренастыми крепышами-подростками.
Полезащитная полоса была шириной в шестьдесят метров, не больше. Мы пересекли ее за какие-нибудь десять секунд, но эти секунды перенесли нас в другой мир. Теперь перед нами был луг, покрытый сочной травой. Зеленая трава рядом с мертвой степью, которую мы только что покинули, казалась непонятным чудом, тем более что небо над нами было все еще серым и вровень с макушками тополей неслась пыль, затмевая солнце. Обогнув лесную завесу, пыльные облака постепенно снижались и метрах в трехстах от нас уже касались земли, но там их встречала грудью вторая лесная полоса.
Так на всем пространстве между Уралом и Кавказом лесные полосы ломали губительный ветер пустынь. Лесной фронт задерживал суховеи на берегах реки Урал, в степях Северного Кавказа, на Приволжской гряде и возвышенностях Общего Сырта. Своими крепкими ветвями деревья встречали засуху в штыки, и засуха ложилась у их корней, не имея сил переступить зеленую границу.
После второй лесной полосы снова шли луга, за нимк третья полоса. Она проходила по самой возвышенной частч степи, за ней начиналась долина Урала. И, выехав на опушку, мы оказались на вершине холма.
Сколько раз за последние годы мне случалось видеть полезащитные полосы, и всякий раз я в восхищении останавливался перед этими цветущими памятниками человеческой мысли и трудолюбия. Мы в нашей юности никогда не видели таких ландшафтов. Это был не лес и не степь, а нечто совсем особенное. Внизу расстилалась долина, сплошь разделенная на клетки лесными перегородками. Зеленые прямоугольники окаймляли вспаханные поля, зелень огибала склоны холмов, извивалась вдоль ручьев и оврагов, пышным бордюром обрамляла пруды, покрывала пески сплошной шапкой. И куда ни посмотришь, всюду виднелись стены дубов, кленов, ясеней; за ними желтели, чернели поля, а по углам возвышались молодые эвкалипты, словно сторожевые вышки зеленой крепости.
– Картина!
– воскликнул хозяин машины, обращаясь ко мне: очевидно, он заметил восхищение в моих глазах. В 1948 году здесь была голая степь и движущиеся пески местами доходили до самой реки. А теперь и поля, и заросли, и сады. И какие сады! Поедем, я вам покажу.
Он тронул рычаг, и машина бесшумно покатилась по склону.
– Такой стала степь за последние пятилетки,- оживленно говорил лесовод. Помните, как это мы учили в детстве: "На юге Европейской части СССР расстилаются степи. Степью называется безлесная равнина, покрытая травянистой растительностью". А теперь во всем мире географы должны переписать в своих учебниках главу о русской природе, потому что мы переделали эту природу. Мы советские люди... В основе всего стоит человек. У нас в агротехнике пишется: "Чтобы вырастить растение, нужны четыре фактора: влага, свет, тепло и пища". Но это неточно. Нужен еще один, главный, пятый фактор - человек. И если он приложит руки, будет и влага, и пища, и все остальное... Вот поглядите, показывал он, то и дело останавливая машину.
– Это ветвистая пшеница. А на соседнем участке голозерное просо. Видали такое? Стоит посмотреть - на поле растет очищенное пшено. Оно в полтора раза выгоднее обычного проса. Подсолнечник... Шелковица белая... Яблони: апорт, анис алый, астраханка. Отметьте: в полезащитных насаждениях десять-пятнадцать процентов деревьев плодовые. Это составляет шесть миллиардов корней по всему Советскому Союзу. На досуге подсчитайте, сколько ягод и фруктов приходится на каждого человека. Груша дюшес, бере Мичурина зимняя, слива ренклод, виноград... Это здесь-то, где и верблюжья колючка росла с трудом!..
За каждым поворотом открывались всё новые чудеса.
– Обратите внимание, - повторял наш проводник, улыбаясь и щуря глаза навстречу солнцу: - липа! Один гектар липы дает колхозникам бочку меду. Чувствуете, как пахнет? Дышите глубже!
Действительно, по полю волнами шел густой медовый запах. А над нашей головой, как будто для контраста, все еще клубилась лиловая пыль, словно дым вражеских снарядов, несущийся над полем битвы.
– Обратите внимание - галлерея примельцев. Это наш опытный участок. Мы называем его "будущей степью". Здесь собраны неженки - южане. Они с неохотой шли в наши морозные края, их приходилось приучать, закалять, воспитывать, прежде чем они прижились. Эвкалипты вы, наверное, заметили? Эти долговязые австралийцы видны издалека, как маяки. К ним уже привыкают и в Крыму и на Украине. Колхозники говорят: "Бачишь эвкалипт? Дойдешь до него, вертай влево на тропочку".