Торговец отражений
Шрифт:
К остановке Грейс подошла за минуту до прибытия единственного за день нужного автобуса. Вышла из кустов как раз в тот момент, когда он заворачивал на пятачок асфальта, окруженный деревьями. Начинался дождь. Грейс так и не раскрыла зонт. Слишком заметный. Слишком яркий для нее, летний, слишком зеленый. Надо было взять черный у Осборна. Сошла бы за тучу.
Прежде чем зайти в автобус, Грейс огляделась. Осмотрела каждую лавочку, видневшуюся с остановки, попыталась разглядеть каждый кустик, окружавший дорогу. В салоне никого, кроме нее. Непопулярный маршрут. Приезжает всего несколько раз в неделю. Она заняла любимое место, самое незаметное, в конце автобуса, и закрыла глаза. Первый забег закончен успешно.
Грейс любила тишину. В тишине можно позволить извилинам работать спокойно, не боясь быть прерванными, отвлеченными посторонним звуком, и Грейс предалась размышлениям. Расписанные по минутам события, проверенные, обдуманные, поплыли перед глазами. Она вновь пробежалась по пунктам своего плана, рассмотрела каждый, и наконец убедилась в его безупречности. Иначе быть не могло. Иначе никогда не было. Вся жизнь – идеальный план.
Ластвилль за окном утопал в золоте. Тихий, старый и красивый, хранивший в себе столько тайн, о которых не догадывались даже жители. Грейс видела в каждой луже кровь, вытекшую из отрубленной на гильотине головы. В каждом дуновении ветра чудился ей отчаянный стон человека, томившегося в темнице. В каждом раскате грома слышались вопли заживо сожженных на кострах. Ластвилль долго был городом смерти, где ни у кого никогда не спрашивали о последнем желании. На площади сжигали ведьм, рубили головы, случались кровавые потасовки. Столько загубленных жизней хранили его красоты, что никто не хотел вспоминать об этом.
Грейс вышла за две остановки до конечной. Прежде моросивший дождь закончился. Она поправила пальто, шляпу, достала пачку сигарет и закурила. Она курила редко, пачку сигарет растягивала на месяцы. Никотин зажигал ее. Ум Грейс остер, но капризен. Его постоянно нужно будить, чтобы работал безошибочно, и совсем не важно, что для этого нужно сделать. Цель оправдывает средства.
Грейс прогуливалась неспешным шагом. Окраины Ластвилля, тихие, узкие, темные, не любили беготни. Люди уходили утром и оставляли дома в одиночестве дожидаться возвращения. Темневшие на солнце окна, казалось, становились печальными глазами, а двери – раскрытыми во вздохе печали ртами. Деревья на окраинах уже облетели, понимая, наверное, что их красота не привлечет внимания. Даже птицы не шумели в листве. Все молчало, и тишина нарушалась только глухим стуком невысоких каблуков по брусчатке. Удивительно замаскировалась смерть среди живых. Даже не заметишь, если не присмотришься.
Грейс не встретила ни одного человека по дороге в кафе, располагавшегося на первом этаже непримечательного дома, одного из дюжины, составлявшей последний оплот цивилизации Ластвилля. Незаметная табличка, никакой рекламы у входа. О кафе не знали даже некоторые люди, жившие рядом. Даже пыль с брусчатки не смахивалась. Казалось, что она выкрашена в серый.
Дверь открылась с тихим скрипом. Кафе встретило ароматом кофе и свежей выпечки. Непримечательный светло-зеленый интерьер, искусственные цветы на каждом столике и написанное от руки меню – заведение не зря не пользовалось популярностью. Дизайнер бы им не помешал. Если были средства, чтобы оплатить его работу.
Хозяин сразу же заметил Грейс, стоило той перешагнуть порог кафе. Расплылся в наиприятнейшей, но отдававшей приторностью, улыбке. Не зная имени, он помнил, где Грейс любит сидеть, и учтиво проводил до столика в углу, позабыв и о газете, которую читал за кассой, и об официанте, который вдруг не смог выполнить свой долг перед клиентом. Грейс улыбнулась в ответ. Внимание всегда приятно. А видеть, что твоя учтивость не осталась без внимания, – еще приятнее.
Прежде Грейс всегда заказывала крем-суп из брокколи. Знала, что это лучшее блюдо из всех, что могло предложить кафе, в котором не очень-то хорошо готовили. Но в этот день заказала овсяную кашу, самую обыкновенную, на воде, и чашку кофе. Удовольствие не должно мешать думать.
Хозяин принял заказ и ушел. Наконец наступило спокойствие. В кафе никогда не включали музыку. Тишина была гробовая.
Грейс откинулась на спинку потертого стула, поставила сумку рядом и пропустила чуть спутавшиеся от легкого ветра волосы сквозь пальцы. Она подумала, что неплохо было бы их отрезать снова, как в прошлом году. Голова с ними была тяжелая.
Повар суетился. Для Грейс достали красивые приборы, чашку с верхней полки, а кашу зачем-то украшали фруктами. Совсем ненужная красота, но людям приятнее видеть даже в невкусной каше что-то красивое. Официант поглядывал на Грейс испуганно, но в его темных глазках поблескивал интерес. Он еще думал, что взгляды могут очаровать. Грейс улыбнулась ему. Официант покраснел и продолжил укладывать яблочные дольки в кружок особенно сосредоточенно.
Грейс любила посещать только неизвестные никому магазины и кафе, ходить в них так часто, чтобы владельцы могли запомнить.
Усевшись поудобнее, Грейс достала из сумки книгу. Открыла, отлистнула до множества закладок и стала перечитывать любимые строки.
– А, Хайнлайн 11 . Хороший писатель! – сказал вышедший из кухни и направлявшийся в уборную хозяин. Он не мог не остановиться у столика Грейс – долг вежливости.
– Он самый, мистер Хэрроу, – сказала Грейс, улыбнулась хозяину и закрыла книгу.
11
Роберт Энсон Хайнлайн – американский писатель, один из крупнейших писателей-фантастов, во многом определивший лицо современной научной фантастики. Автор множества фантастических романов, в том числе упомянутого в диалоге «Чужака в стране чужой».
– Грустная книжка, конец печальный. Я думал, ее сейчас уже не найти. Сейчас и другой фантастики навалом.
– Да, но какие-то книги из прошлого и сейчас читают.
– Давно не видел ее в магазинах.
– Просто люди не любят книги без счастливого конца. Наверное, сейчас лучше на обложке писать, что все кончится хорошо, иначе никто даже не возьмется читать ее. Но есть и те, кто любит пострадать. Такие и читают.
– И ты относишься к ним? – пошутил мистер Хэрроу и оперся о стол. – Тебе не нравятся счастливые концы?
– Они неправдоподобны. Во всяком случае, не во всякой истории он нужен. Да и вообще, не могу сказать, что здесь конец грустный.
– Но Майкла Смита же, эм, вроде как забила толпа, а потом его семейка… Они же его съели, да?
Грейс улыбнулась.
– Там написано, что он развоплотился перед обезумевшей от его речи толпы, а потом друзья поглотили его.
– Так это то же самое! – хохотнул мистер Хэрроу.
Грейс улыбнулась, а потом спросила:
– А вы читали?
– Я? Не, я фантастику не люблю. Моя мать читала, когда хипповала в шестидесятых.
– Ваша мать была хиппи? Удивительно.
– Я не очень похож на такого, да? – посмеялся мистер Хэрроу, выпрямился и погладил круглый живот, обтянутый белой рубашкой.
– Это были не вы, а ваша мама.
– Точно. Все-таки капитализм и потребление мне больше по душе.
– Она рассказывала вам что-то об этом времени? – Грейс чуть подалась вперед.
– Да так, немного. Она бросила родителей в Рексеме 12 , улетела в Соединенные Штаты, была на Вудстоке 13 , каталась по стране автостопом, рожала детей. – Он хмыкнул. – Потом, правда, вернулась, когда все это кончилось, а родители ее заболели. Вышла замуж, пошла работать. Все так, будто молодости и не было. Только музыка и была дельным во всей этой мишуре. А так – одни немытые наркоши в джинсах с бахромой, везде таскающие с собой книжки о восточных религиях и выкрикивающие лозунги о свободной любви.
12
Крупнейший город на севере Уэльса. Является административным центром графства Рексем.
13
Вудсток – легендарный музыкальный рок-фестиваль, проведенный в 1969 году. Его посетило полмиллиона человек, а на сцене выступили такие артисты как The Who, Джими Хендрикс и другие. Вудсток стал символом конца «эры» хиппи и начала сексуальной революции.