Торлон. Трилогия
Шрифт:
Локлан имел в виду две фигуры, уже перешедшие мост и миновавшие первые ворота. В спешащей впереди угадывался Олак. За ним, судя по кожаному переднику и загорелому торсу, шагал гончар. Локлан помахал им рукой. Олак оглянулся на спутника, и оба пошли еще быстрее.
— Он даже не дал ему переодеться, — усмехнулся Локлан. — Ну да ничего, хотя Ниеракт и не карлик, мы ему что-нибудь подыщем. Будет смотреться не хуже любого из моих эльгяр.
Хейзит подумал, стоит ли, не откладывая, завести разговор об Исли, которому он при их недавней встрече намекнул на возможность более выгодной работы, чем перевозка рыбы. Несмотря на тревожные известия из Пограничья и общение со Скелли, Локлан пребывал в хорошем настроении. Собственно, даже на заставе Граки Хейзит не помнил, чтобы Локлан когда-нибудь унывал или выглядел грустным. Он был явно не из тех, кто считает наморщенный лоб, сдвинутые брови и хмурый вид признаком ума и высокого положения.
Налетевший порыв ветра донес до них тревожный запах костра. Хейзит поискал глазами его источник, однако вокруг все было безмятежно. Кто бы знал, что сейчас происходит в этих зеленых чащах? Неужели шеважа действительно отважатся выйти из леса и обрушиться на Вайла’тун? Наверное, когда-нибудь это произойдет, если их соберется так много, как судачат в таверне. Хорошо бы к тому времени Вайла’тун стал каменным.
Чтобы не повторились события вчерашней ночи. Говорят, шеважа в пять раз больше, чем всех вабонов. Слухи, конечно, ведь никто их не считал. Но кто знает, быть может, на самом деле их больше не в пять, а в десять раз.
— Вижу, вам удалось пройти без лишних проволочек, — сказал Локлан, кивая Олаку и пожимая сильную руку смутившегося Ниеракта. — Даже не запыхались.
— А кто бы мог нам помешать? — поинтересовался Олак, по привычке отступая в сторону и отворачиваясь, чтобы незаметно перевести дух.
— Да Скелли тут похвастался перед нами тем, что ввел, оказывается, в обиход какие-то шнурки. Хейзит, покажи. Ты когда-нибудь такие видел?
Олак удостоил шнурок равнодушным взглядом и кивнул:
— Я слышал про них. Не знаю, какой от них прок, но лучше не выбрасывать. По крайней мере до тех пор, пока Скелли не придумает чего-нибудь еще более важного и интересного.
— Ниеракт, как ты? — Локлан похлопал улыбающегося гончара по широкому плечу. — Давненько не виделись.
— Да уж, хелет Локлан, почитай, с прошлой зимы. Вы тогда еще совсем безбородым были. А теперь… простите, я, кажется, глупости говорю… Вы хотели меня видеть?
— Непременно. — Зная добродушный нрав гончара, Локлан пропустил намек на свой возраст мимо ушей. При иных обстоятельствах он посчитал бы это обидой и обязательно нашел бы как отплатить сторицей. — Ты ведь знаком с Хейзитом?
«Причем гораздо лучше, чем тот — со мной», — подумал Ниеракт, кивая и протягивая Хейзиту руку со словами:
— Ну как глина, пригодилась?
Именно об этом мы и хотели вести разговор, — сказал Локлан. — Кстати, Хейзит, где ты оставил свой мешок? Ты разве брал его к Скелли?
— Наверное, он лежит на вашей наблюдательной площадке. Я сбегаю, заберу его.
— Не нужно, лучше мы все туда отправимся. Там нам никто не помешает посвятить Ниеракта в наши задумки и выслушать его мнение. Олак, тебя не затруднит принести нам вина? А потом, если хочешь, можешь сходить в Вайла’тун погулять. Нам предстоит долгий разговор, и в ближайшее время ты мне едва ли понадобишься.
— Благодарю, но я бы предпочел остаться в замке, — ответил слуга и отправился в кладовую выполнять поручение.
«Какого рожна от меня сегодня норовят избавиться, — рассуждал он по пути. — Еще день как следует не начался, а меня уже второй раз посылают в Вайла’тун. Что я там забыл? Ведь не думает же он серьезно, что у меня там кто-то завелся. Лучше бы сам построже за своей девицей рыжей присматривал».
Олаку вспомнилась нелицеприятная картина, свидетелем которой ему пришлось стать, когда они вместе с Фредой и тремя служанками «покрепче», как просил Локлан, открыли дверь его покоев и застали там совершенно неодетую, если не считать распущенной гривы огненных волос, пленницу, которая, вооружась ножкой разломанного в щепки стула, попыталась вырваться на свободу. Самому себе Олак не мог не признаться, что в первый момент ему изменило хладнокровие. И даже не потому, что без одежды пленница являла собой поразительное зрелище, сочетая в себе пропорции гибкого и мощного бойца с весьма соблазнительными формами девушки. Олака поразила та животная естественность, с какой она вихрем налетела на вошедших, орудуя тупой палкой ничуть не менее умело и опасно, чем какой-нибудь помощник свера — остро отточенным копьем.
Бедная Фреда и одна из служанок получили страшные удары и лишились чувств, и если бы не кинжал Олака, которым он, изловчившись и перехватив обе руки девушки сзади, для острастки порезал ей шею, еще неизвестно, какой урон она успела бы нанести замку. Хорошо, что Ракли обо всем этом никогда не узнает. Иначе не миновать Локлану горького расставания со своей пленницей, которую ждала бы не только казнь, но и предшествующие ей зверские пытки всеми мыслимыми и немыслимыми способами: уж больно велика теперь потребность Ракли в достоверных сведениях о замыслах шеважа. Тем более что Локлану, похоже, удалось каким-то образом разговорить строптивую девицу. Причем на языке вабонов. Это обстоятельство, если только здесь не было подвоха или шутки, на которые разудалый Локлан был горазд даже в самые ответственные моменты своей жизни, представлялось Олаку неразрешимой загадкой.
Правда, сам он, как и многие жители Малого Вайла’туна, а тем более замка, которым перевалило за пятьдесят зим, знал несколько расхожих слов на неудобном для произношения языке шеважа в память о том времени, когда вабонами твердо, но последовательно правил Гер Однорукий, и некоторым из пленных дикарей было позволено жить среди своих поработителей. Однако он и представить себе не мог, чтобы кто-то из шеважа да еще сегодня, в пору наиболее напряженного противостояния между обоими народами, не только получил возможность, но и удосужился выучить речь заклятых врагов. Последние зим десять, а то и пятнадцать шеважа и вабоны видели друг друга разве что через натянутые луки, и единственным словом, которое с грехом пополам могли запомнить рыжие лесные демоны, был клич «Сигора! Победа!». Правда, едва ли те, кто его слышал, могли передать его соплеменникам, поскольку он означал, что вабоны взяли верх и что противник разгромлен. А поскольку проку от пленных Ракли больше не видел, вабоны добивали любого, кто подавал хоть малейшие признаки жизни. Олак знал об этом не понаслышке и был уверен, что приказ выполняется неукоснительно. Знал, вернее, догадывался он и о том, что хитрый Ракли в свое время предпринимал попытки заслать в Пограничье лазутчиков, которым предписывалось втереться в доверие к шеважа и, пользуясь природным сходством, выражавшимся в рыжих волосах, зажить жизнью дикарей, выполняя задачу глаз и ушей вабонов. Насколько эти попытки оказались удачными, Олаку слышать не приходилось. Судя по тому, что творилось в Пограничье теперь, Ракли был застигнут врасплох. Скорее всего, бедных лазутчиков быстро распознали и уничтожили в отместку за гибель пленных соплеменников. Хотя, если никто никого не вводит в заблуждение и рыжая бестия в самом деле может сказать что-то членораздельное, не результат ли это ее знакомства с кем-нибудь из лазутчиков? Подумав еще, Олак сам ответил на свой вопрос отрицательно: не мог лазутчик, каким бы чудом ему ни посчастливилось остаться в живых, рисковать всем, открывая врагам свое происхождение. И уж тем более учить дикарей вражескому языку. Если только…
— Вина для Локлана! — бросил он виночерпию, молоденькому пареньку, сыну одной из поварих. И пока тот переливал через воронку содержимое одной из початых бочек в пузатую бутыль, добавил: — Крыс больше не видел?
— Совершенно не видел, вита Олак! — испуганно замотал головой мальчуган. — Ума не приложу, как они могли здесь оказаться. Мы всегда держали здесь трех кошек. Теперь их пять.
— А ты не знаешь разве, что некоторые кошки боятся крыс? — Олак подхватил бутылку за перевязанное кожаной бечевкой горлышко и проверил плотность пробки. — Лучше поймай лису и запри ее на ночь-другую.
— Лису?
— А ты попробуй.
Олак поспешил обратно.
… если только шеважа не додумались до того, чтобы побить вабонов их же тайным оружием. Для этого им нужно переловить шпионов Ракли и сохранить им жизнь с условием, что те в свою очередь будут обучать их лазутчиков, которых потом зашлют в Вайла’тун. Если уже не заслали. Конечно, рыжие вабоны наперечет, на них смотрят косо, но ведь они все же есть. Обязательно нужно будет при случае поделиться своими сомнениями с Локланом.