Торжество долгой ночи
Шрифт:
Прошлым поколением фамильяров.
Когда документы были изучены, а книги в шкафу пролистаны, Кай впал в злобное отчаянье. Неужели он мог упустить такой шанс и вернуться ни с чем? Нет, он всячески прогонял мысль о том, чтобы отступить, тем более сердце его томило каким-то странным предчувствием и толкало вперед. Но куда именно?
Ему должно было страшно повезти, если он обнаружит ключ в месте до смешного незатейливом. Скажем, под порогом или в кармане оставленного пиджака. Кай даже усмехнулся настолько примитивным вариантам, однако, то, как изумленно расширились его глаза, когда он вынул из одежды Лоркана металлическую перфокарту, можно было передать только на сатирической карикатуре.
Разблокировав
Первое время Кай ступал по наитию, придерживаясь стены, пока глаза не привыкли к полумраку. Прислушивался к собственным шагам в кромешной тишине. Чем ниже он спускался, тем все острее обнаженные руки обдавало холодом, а плесневелый запах отчетливее мешался с металлическим… с кровью?
Он спрыгнул с последней ступеньки, двинулся навстречу свету. Следом торопливо поспевала длинная тень, а четкие удары шагов подхватывало глухое эхо. Кая целиком захлестнуло жадное предвкушение раскрыть подноготную дьявола.
Коридор оканчивался мощной железной дверью с окошком, пересеченным вертикальными прутьями. В свете одинокой лампочки, свисавшей с потолка, Кай осмотрел впаянные массивные замки. По старой привычке отметил изобретательный механизм. Взломать такой непросто, да и требовало ли оно того? Кай нетерпеливо заглянул в окошко, высматривая за прутьями признаки жизни.
Небольшая камера еле просматривалась в темени. Ее оснастили минимальной сантехникой без излишних удобств, закрытой за плиточной перегородкой койкой из камня, источающего ледяное дыхание. Ввинченными в стену креплениями. Там, где свет лампы проскальзывал в помещение и касался бетонного пола, пестрели высохшие следы крови. Кай перевел взгляд на пленника.
Он сидел, привалившись к стене, неподвижно. Только плечи легонько приподнимались от неслышного дыхания. Голова опущена, волосы каскадом закрывали лицо. Рядом с пленником по полу извивалась толстая цепь, судя по всему, закрепленная у него на шее. В приглушенном свете Кай с трудом смог взглядом выхватить болезненную худобу рук, истерзанных многочисленными шрамами. Раны на коже подсохли корками.
Потревоженный присутствием постороннего, пленник поднял голову, и демон, сраженный увиденным, ахнул. В измученном голодом и пытками лице терялись черты, но среди выпиравших костей Кай смог узнать несравненную спутницу Лоркана.
– Нина? – позвал он, не до конца доверяя собственному зрению.
Часть 2. Выбор
Глава 11. То, что было забыто
Она не видела их лиц, не знала имен. Кто-то приволок ее сюда – в место, где не было дневного света, не было звуков. Нежилой воздух замер в глухих стенах плотной завесой, холод пронизывал до костей и погружал в мертвецкий сон рассеянное сознание. Нина не чувствовала себя в свинцовой усталости, и только смутные отголоски боли напоминали о том, что она все еще была жива.
С гулким, будто бы потусторонним звоном цепей на шее сомкнулись кандалы, и плечи опали под страшной тяжестью. В нос шибанул тошнотворный запах железа, удерживая Нину в рассудке. Она сидела на бетонном полу, брошенная в зловещую тень дьявола, и не могла найти сил, чтобы взглянуть на хозяина.
–
Сражаясь с чудовищным измождением, Нина заставила себя вскинуть на Лоркана взгляд. Его застывшее надменной маской лицо оставалось туманным, но память дорисовала и сеть морщин, и искривленные в спесивой ухмылке тонкие губы. Точно так же он улыбался ей, прежде чем увести за собой. Даже в его сухих нескладных чертах проглядывала совершенно детская радость.
Продираясь сквозь блеклые штрихи минувшего дня, Нина не понимала, что пытался донести Лоркан, возвышаясь над ней здесь, в ледяных стенах. От чего он намеревался получить удовольствие?
Но вскоре пришлось узнать на себе. Удовольствие от истязаний.
С натужным скрипом дверей в камеру входили сперва люди в черных костюмах, а следом и сам Лоркан. Пока на глазах Нины разворачивались пыточные орудия, Лоркан занимал место в первом ряду, готовый с радостным сердцем вкушать представление неподдельных страданий. Сладостное упоение не сходило с его лица, когда он наблюдал, как грубые лезвия тянули по тонкой коже пленницы кровавые борозды. Как тело судорожно содрогалось от потребности в кислороде, когда ее подолгу держали головой в емкости с водой. Как плети рассекали спину, пока кожа не начинала висеть драными лохмотьями – первобытные способы расправы так старомодны и в то же время эффектны в своем проявлении. Дьявол упивался властью, глядя, как попытки храбриться исчезали за мученической гримасой, а стойкое молчание прерывалось истошным криком. Созерцание неизбежных страданий стало Лоркану досугом. Считай, что сходить на неделе в гольф, мячи погонять.
Если бы не приобретенная выносливость и чудеса регенрации, Нина давно бы скончалась. На ее долю выпала ноша дарить дьяволу иллюзию, что он все еще был могущественен. Повиновение, предусмотренное договором, связывало руки.
Она горела в агонии. Попеременно впивающиеся в плоть металл и перевитые кожаные шнуры доставляли нестерпимую боль. Такой боли нет названия. Это была неукротимая сила, выходящая за рамки всего, что было до этого известно о живых существах – любое из них лишилось бы рассудка от столь нестерпимых увечий. Но, доводя Нину до грани избавительной черноты, Лоркан останавливался. Он тонко чувствовал, когда нужно сказать «стоп» и завершить отрадный пир зла. Дать жертве время опомниться, смыть кровь, переодеться в свежую одежду, чтобы через несколько дней продолжить пытки в относительной чистоте. Немытое тело уродовало извращенно-эстетическое наслаждение.
Но это были не худшие пытки. Страшнее оказались минуты покоя, когда Нина оставалась наедине с собственными мыслями. Когда блаженство тишины разбивалось скрипом дверей и забытый голос рваных ран возвращался, неся особую жестокость, жжение, ослепление.
Понятие «время» в целом прекратило существование. Его заменили другие измерения: сила боли, легкость затишья – и лишь изредка возникающие лица белых близнецов вносили перемены в эту кровавую круговерть.