Торжество возвышенного
Шрифт:
— Действие пьесы происходит в этом доме. Она о вас. Она рассказывает о новых преступлениях, о которых никто и не догадывался.
Возможно ли это? Аббас не сказал нам ни слова о сюжете пьесы. Он идеалист. Я задал вопрос:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Всё… всё. Ты не пытаешься понять?
Что это значит? Почему Аббас изобличает сам себя? Я обратился к нему:
— Даже тюрьму?
— Это он донес на вас в полицию, и он убил Тахию.
— Что за бред!
Жена выступила:
— Что ты имеешь в виду, враг Аббаса?
И
— Разве это не просто пьеса?
Халима сказала:
— У него есть разумное объяснение…
— Сами посмотрите спектакль.
— Злость ослепила тебя.
— Но преступление…
— Ты сам преступник!
Я говорил, а сердце мое все не отпускало:
— Сумасшедший завистник… Мой сын может и глупец, но он не предатель и не убийца…
Он выкрикнул:
— Убийцу Тахии нужно арестовать!
Он схлестнулся с женой в ядовитой перепалке, а я стоял в растерянности, пока не сказал ему грубо:
— Чего тебе надо?
Я прогнал его с проклятием!
Именно тогда я стал тонуть в море подозрений. Не может быть, чтобы он принес с другого конца света ложь, которую легко проверить. Он мерзавец, но не дурак. Не в силах оставаться один на один со своими опасениями, я посмотрел на жену и ощутил на себе ее взгляд. Мы — чужие, которых соединил старый дом. Если бы не боялся разозлить Аббаса, дал бы ей развод. Аббас единственный, кто придает этой горькой жизни съедобный вкус. Он — единственная оставшаяся надежда. Жена промолвила:
— Он врет.
Я спросил, схватившись за спасительную нить:
— А зачем ему врать?
— Он не перестал завидовать Аббасу.
— Но есть же пьеса.
— Мы ничего о ней не знаем. Сходи к Аббасу.
— Так или иначе, я с ним увижусь…
— Но ты ничего не предпринимаешь. Я боюсь. Она глупа и упряма. Я сказал:
— Куда спешить?
— Он должен знать, что плетут у него за спиной.
— А если он признается?
— В каком смысле?
— Если признает, что в пьесе есть все, о чем говорил этот мерзавец?
— Ты найдешь разумное объяснение.
— Вот не знаю.
— Зачем ему разоблачать себя, если бы он действительно был убийцей?
— Не знаю.
— Делай же что-нибудь! Время не ждет.
— Я соберусь, конечно.
— Иначе я пойду сама.
— У тебя нет приличной одежды… Они забрали наши деньги… Полицейский избил меня, сучий потрох.
— Это старая история. Подумай о том, что происходит сейчас.
— Мерзавец лжет.
— Ты должен услышать своими ушами.
— Он не одобрял нашей жизни… Был идеалистом, будто подкидыш… Но он от нас не отрекается. И потом, зачем ему убивать Тахию?
— Ты меню спрашиваешь?
— Я размышляю.
— Ты поверил словам этого мерзавца.
— Ты тоже ему веришь.
— Мы должны его выслушать.
— На самом деле я не верю.
— Ты бредишь.
— Проклятье.
— Будь
— И когда я — с тобой.
— Я была красавица…
— Разве тебя хотел кто-то, кроме меня?
— Я всегда была желанна… Мне просто не повезло.
— Твой отец был почтальоном, а мой — чиновником в муниципалитете аль-Шамшарги.
— Значит, он был прислужником.
— Я из семейства…
— А твоя мать?
— Равно как и ты…
— Болтун… Ты не хочешь идти.
— Я пойду, когда сам захочу.
Мысли мои рассеяны. Будь, что будет. Хуже того, что случилось, уже не случится. Разве мы — я и моя жена — не начинали со встречи, полной тепла, желания и прекрасных мечтаний? Куда все это делось? Все равно мне надо идти. Лучше всего — после полудня.
Раньше я не знал, где живет мой сын. После его свадьбы наши пути разошлись. В наших отношениях не было ничего хорошего. Он не принимал нашей жизни, презирал ее. А я, прогнав его, возненавидел. С его переездом в дом Тахии я избавился от презрительных взглядов. Сейчас, после того как надежда осталась только на него, я иду к нему. После нашего освобождения из тюрьмы он встретил нас с любовью, проявив свое сочувствие. А как иначе? Ведь это он отправил нас туда. Я спросил о нем привратника, и тот сказал:
— Часа два назад, как вышел с чемоданом…
— Уехал?
— Сказал, что будет отсутствовать какое-то время…
— Он не оставил нового адреса?
— Нет.
Я опешил. Такого я не ожидал. Почему он не сообщил нам? Дошли ли до него обвинения Тарика? Мое беспокойство нарастало, и я решил встретиться с Сарханом аль-Хиляли. Войдя в театр «Завтра» на Имад ад-Дин, я попросил встречи и быстро получил согласие. Он встал, приветствуя меня, и произнес:
— Добро пожаловать! Слава Богу, у вас все в порядке… Если б не был занят, пришел бы тебя поздравить.
— Сархан-бей, извинение не принимается…
Он засмеялся, его ничто не смутило, не поставило в тупик. Он сказал:
— Это твое право.
— Как давно мы дружим. Я провел жизнь суфлером в твоей труппе. Мой дом был открыт для тебя, пока меня не посадили…
— Я был несправедлив к тебе… Выпьешь кофе?
— Не надо ни кофе, ни чая. Я пришел насчет своего сына Аббаса.
— Он интересный драматург! Его пьеса будет иметь небывалый успех, Карам. Тебе ли не знать? Я чувствую…
— Отлично. Но я не нашел его дома. Привратник сказал, что он взял чемодан и уехал.
— А зачем волноваться? Он приступает к сочинению новой пьесы. Наверняка, нашел тихий уголок.
— До меня дошли кое-какие слухи о его пьесе. И я испугался, что его отъезд может быть с этим связан.
— Ошибаешься, Карам.
— Тарик злится, он…
Но аль-Хиляли перебил меня:
— Не говори мне о нем, я и сам все знаю. Нет повода беспокоиться за сына.
— Я опасаюсь, что, возможно…