Торжествующий разум
Шрифт:
– Я ему сразу сказал, иди на уступки.
– Да чего там, - махнул рукой Белкин, уже несколько лет исполнявший обязанности сытого рантье и эксперта политолога.
– Сами знаете, какая у нас бестолочь президент!
Но, похоже, с таким определением не все были согласны. И Станислав Григорьевич, робко морщась в темноте и то сплетая, то расплетая пальцы, сказал:
– Уж ты, Женечка, мог бы и предугадать, как дело-то обернется. Даром, что ли, столько акций держишь? И эта «бестолочь», между прочим, тебя
– Все-таки давайте успокоим народ патриархом, - продолжал настойчиво развивать свою мысль теми же словами все тот же невидимый Миша.
– Да что сейчас, XVII век, что ли, - возмутился Станислав Григорьевич.
– Или вы думаете, тут медный бунт или какая смута стрелецкая, а?
– Могут?
– поинтересовался прослушавший предыдущие слова Белкин.
– Нет, не получится. Красиво закрутил, молодец, но не получится.
– Вот и я говорю, не получится, - рявкнул недовольный тем, что его плохо слушают, Станислав Григорьевич.
– Стася, да ты не сердись, - залепетали соседи по столу.
– Все наладится. Раз Райский премьер значит, все будет хорошо. Он этих баламутов успокоит и все.
– Кстати, думаю, следующим премьером надо сделать Касилли, - предложил бородач, сплевывая мелкие жиринки под стол.
– Парень резвый, хотя и не умен, но вполне серьезный.
– И минфина тоже надо поменять, - добавил Белкин.
– На дельфина, - подшутил пресыщающийся Станислав Григорьевич.
– И патриарха вашего, чтоб он в синагоге на клиросе пел, сделаем министром культуры.
Но на эту шутку ни кто не засмеялся. Все подумали о президенте, которого в глубине души боялись и поэтому уважали, и в которого верили до-последнего как в своего вождя. Хотя в вере этой у каждого в разной доле имелось понимание: президент не великая личность, он просто умеренных способностей человек, занимающий громкий, самый главный в стране пост.
– Нет, все-таки демократические свободы нужно будет немного расширить, - заметил Белкин.
– Пусть это больше на словах будет, а все-таки надо.
– Ничего не надо, - раздраженно отрезал бородач.
Группы зеленых бойцов продвигались одна за другой по пустому еще городу. Но теперь они были заняты не столько тем, что следили за сторонами дороги, сколько обсуждали прочитанное, угаданное и придуманное. Все их волновало, и они пытались отчаянно разобраться в себе и в том, что происходило в столице вчера. Они уже поняли, что все сказанное в президентском приказе - ложь. Но они еще не знали как себя вести в новых условиях и чего ждать.
– Ты как хочешь, а я поддерживаю коммунистов, - сказал смуглый солдат.
– Они за народ, у них добрая программа, я читал. Без них стране хана.
– Я тоже Петя не палач, в нард
– По правде мне больше либералы нравятся, все-таки они за свободу.
– Дурачина, - вмешался третий военный с нашивками сержанта, - красные тоже за свободу, ты, что по сетке не лазишь, или читать не умеешь?
– Читать я умею, а вот в вашем Интернете, не очень, - немного обиженно признался парень.
– Но это ведь не важно. Какая теперь разница либералы, патриоты или коммунисты? Главное все теперь будет по-новому.
– Нас, по-твоему, зачем сюда гонят? Счастье трудящимся ковать или стрелять в таких же несчастных, как и мы бедолаг?
– Не знаю, зачем гонят, а я не палач, - заершился черноглазый боец.
Внезапно отряд остановился, встретив одинокий неуверенный, но в чем-то открытый взгляд бедно одетой молодой женщины. Она стояла, неподвижно устремив свои печальные глаза в лица осторожна ступавших ей на встречу бойцов.
– Чего это она так?
– подумал черноглазый.
– Ты кто?
– спросил сержант, приподнимая рукой край каски.
Она не отвечала. Плотно сжав губы, эта красивая, но пугающе безмолвная фигура смотрела им прямо в глаза, не колеблясь и не спрашивая себя, имеет ли она право вот как смело вглядываться, проникать в душу другим людям.
Но, похоже, она имела такое право, так как солдаты, простые, не самые образованные на этой земле люди, почувствовали, поняли все то, что она пыталась сейчас им открыть.
– Ты чего красавица?
– снова спросил сержант, от неуверенности теребя рукой нос.
– Что случилось, чего молчишь?
– Идете нас убивать?
– вдруг спросила женщина.
Все четверо вздрогнули и, переглянувшись, почувствовали свою поганую историческую роль. Нет, они не поняли это так легко и просто. Нет, им показалось, что вся их жизнь, вся их вера в защиту родины и народа - чушь, а они просто глупые мальчишки, играющие в неправильную игру на чужой стороне.
– Идем, - вымучено произнес сержант, делая первый неуверенный шаг.
Трое сослуживцев, а вместе с тем и железная колонна укрытая густыми шеренгами таких же простых парней последовала за ним.
Так они продвинулись еще несколько километров. Теперь им попадалось все больше и больше людей, но глаза их отвечали все тем же чувством и страх, неизвестный доселе этим сердцам, овладевал ими, смешиваясь с неясным еще чувством горечи за свой неправильно понятый долг.
Прошел еще один час. Поступил приказ остановиться, и вся металлическая колонна застыла в ожидании новой команды.
– Дальше пойдут баррикады и огневые точки повстанцев, - повторил своим товарищам слова молоденького лейтенанта сержант.
– И мы с ходу начнем разворачиваться и вступать с ним в бой. Такой приказ Тушка.