Торжествующий разум
Шрифт:
Они посмотрели еще на одну картину. Это был пейзаж. Но все тона, все краски в которых он был выполнен, нарушали любые возможные представления о мире. Все было необычным и вместе с тем радовало глаз, даря ему море ярких возможных лишь во сне красок и форм.
– Особое место в моей живописи - это конечно цвет. Все краски нереальны, таких в жизни не встретишь, тут конечно сказывается влияние киберпанка, - продолжал Генрих.
Английский художника был чистейшим и настолько правильным, что Михаил, с трудом говоривший на этом языке, обратил внимание и на это. Картины, что он видел, казались ему поразительными. Он чувствовал в них какой-то особый ритм, какую-то динамику.
–
– И все-таки мне кажется, что в твоих картинах есть отчуждение, - сказал Павел.
– Это отчуждение реальности, отчуждение привычного. Всего что ты изображаешь, в жизни не существует. Но хорошо то, что этого не может быть и в убогой фантазии обывателя.
– Ты все верно заметил Павел, - добродушно признался Генрих.
– Но ведь какой смысл писать картины, если они не разрушают ограниченности буржуазных представлений, открывая этих спрятанным в мире вещей людям бесконечность возможного.
– Ты прав это настоящее современное искусство, более того это лучшее из того, что мне приходилось видеть. И здорово еще и то, что ты размываешь soc art, все то бремя буржуазного социального искусства, открывая горизонты нового мастерства. Разве не так?
Художник был доволен, но, не желая показывать, как он польщен такой оценкой, прибавил шаг. Друзья последовали за ним.
– Когда выставка начнет работу?
– спросил Михаил.
– Уже завтра, практически все готово, - сообщил Павел.
– Посетителей будет море. В прошлом году, когда мы устраивали первую подобную акцию, ее увидели более ста сорока тысяч человек. К тому же я написал несколько статей и выпустил буклет о психоаналитическом видении новой школы и как мне кажется, добавил популярности этому направлению.
Быстро пройдя в середину комнаты, они остановились, и автор предложил гостям сесть в плетенные древесно-металлические кресла. Отсюда была видна практически вся экспозиция. Комната, как заметил Виктор, имела неправильную форму и напоминала срезанный наполовину круг, радиальная сторона которого была сильно измята.
Художник принес откуда-то кофе и молча разлил его по маленьким чашечкам, подвигая их гостям одну за другой. Павел взял одну из них и принялся пить маленькими глотками. Михаил решил подождать, пока напиток немного остынет.
– Как называется это направление?
– спросил он.
– Choice - выбор. Стиль абсолютной свободы, стиль, превозносящий неограниченность творчества в бесконечности мира. "Может быть все, ты тоже можешь все, нужно просто уметь это представить, а затем, поняв, сделать", - так говорит Генрих. Он также пропагандирует выбор и превращение нереального в возможное. Яркий протестный стиль.
Генрих кивнул головой и, посмотрев сперва на Павла, а затем на Михаила, сказал:
– Тут нет никаких ограничений. Превознося их отсутствие в искусстве, мы словно говорим, что в жизни в этом отвратительном мире господства денег, эксплуатации и культа вещей, нет границ. Ты способен на все, все возможно и ты, благодаря разуму, можешь это. Но нужен труд, нужно познание, без которого нельзя отвергнуть старого и создать нового.
Они снова погрузились в созерцание картин, и Михаил почувствовал, какую сильную жажду деятельности будят в нем эти полотна. Судя по выражению лица Павла, в нем происходило что-то подобное. Но кроме искусства Калугина волновали и другие вопросы. Теперь, когда он встретил старого друга, его интерес вновь обратился к родине. Что там теперь происходит? Насколько прочно удерживает свои позиции режим?
Художник снова куда-то ушел и через минуту неправильный зал погрузился в негромкое звучание электронной музыки то медленной и мягкой, то быстрой и динамичной. Литвин взял со стола свою чашку и сделал первый глоток, напиток был превосходным.
– Нравится?
– спросил Павел, обводя взглядом всю комнату и временами останавливаясь на некоторых полотнах.
– Конечно, - согласился Михаил, который, как и его друг с юности любил искусство и разбирался в нем.
Картины, вид на которые открылся отсюда, были действительно любопытны и Михаил, в чьем распоряжении появилось свободное время, принялся разглядывать их. Но первое на что обратил внимание его взгляд, был потолок. Он был выкрашен в светло-зеленый цвет, к нему крепились различной, чаще всего преувеличенной формы знакомые предметы. Это были пластиковые бутылки, стаканы, всевозможные металлические детали, консервные банки, стеклянные бутылки. Все это блестело и переливалось в искусственном свете размещенных по углам старинных прожекторов. Странно отражаясь сыплющийся свет падал на смелые полотна.
– Все это он придумал сам, - замечая внимание друга к новому ракурсу красоты, сказал Павел.
– По-моему интересная свето-композиционная находка?
– Генрих просто молодчина, - похвалил художника Михаил, делая еще один маленький глоток кофе.
– Настоящее новаторство стиля. Как вы познакомились?
– Это произошло давно, я тогда еще только переехал в Лондон и на одном из красных собраний встретил этого парня. В те годы еще не было такой сильной и слаженно работающей международной организации левых. Он высказал мне свои соображения о пропаганде коммунизма в искусстве, и я был потрясен. Потом мы много работали вместе, и я убедился в том, что он не только отменный теоретик, но и мастер кисти. С этого дня pop art был обречен, - улыбнулся Павел.
Глава 8. Центральный комитет
Собрать Центральный комитет оказалось не просто. Из девятнадцати его членов в Европе находилось всего восемь, остальные были в России. Из них пятеро были в тюрьме, остальные находились под тщательным контролем властей. Предстояло много работы, чтобы вывезти этих людей заграницу. "Прошел год, прежде чем нам удалось встретиться. Это произошло в мае в Милане. Стояла жара. Помещение на окраине города, что мы нашли, было душным, и от этой напасти не спасал даже старый кондиционер. Впрочем, от него было много шума, но мало толку и мы выключили его после первого же часа работы", - вспоминал впоследствии об этих событиях Литвин.
Солнце ярко светило в не завешанное шторами окно. Павел оглядел комнату, где, беспорядочно расположившись, сидело около десяти человек. Это было первое заседание ЦК за два года и проходило оно в старом кабинете для совещаний какой-то компании. Была суббота. Помещение предоставил итальянский профсоюз.
– История преподносит нам новый шанс, - продолжил свое выступление Литвин.
– Победа, за которую мы боремся, снова близка. Многие не замечают этого, думая, что задавленная оппозиция, придушенное профсоюзное и общественное движение, загнанный в подполье протест и почти пожизненное президентство мешают нашей борьбе.