Торжище брака
Шрифт:
— Оставь меня в покое, дура!.. Уж не думаешь ли ты, что бедность так романтична? Так знай же, идиотка, что это позор, общее презрение! — Сжатыми кулаками она указала на пустынные комнаты. — Ты видишь эти гостиные! Никогда они уже больше не наполнятся блестящей толпой. Наши гости бежали отсюда, как бегут крысы с корабля, которому грозит крушение. Все теперь отвернутся от нас, и первый — твой любезный Анатолий… Где он? Исчез, как исчезло шестьдесят тысяч рублей, которые должны были сделаться твоим приданым.
Только теперь Тамара вспомнила про своего жениха, и ее сердце
— Ах, мама! — вскричала она с дрожью в голосе. — Если люди действительно так низки и эгоистичны, как ты говоришь, то стоят ли они, чтобы о них плакать? Те, которые нас истинно любят, поверь, придут к нам, несмотря на нашу бедность! А что мы не будем в состоянии устраивать развлечений толпе, без устали гоняющейся за празднествами и балами, — право, об этом не стоит жалеть!
В эту минуту к ним вошел адмирал. С грустью взглянув на расстроенное лицо Ардатовой, он сказал вполголоса:
— С Николаем был апоплексический удар. Вся правая сторона парализована, но он жив и, по словам доктора, будет жить. Пойдемте к нему, но только будьте осторожны! Ему нельзя волноваться.
Не говоря ни слова, Ардатова повернулась к ним спиной и почти бегом направилась в свою комнату. Тамара посмотрела на адмирала, мрачно глядевшего вслед убегавшей. Но тот, схватив руку своей крестницы, сказал резким тоном:
— Пойдем!
Больной уже лежал в постели. Он тяжело дышал, но глаза были устремлены на открытую дверь. Когда дочь наклонилась и поцеловала его в лоб, Ардатов попытался улыбнуться и слабо пожал левой рукой руку Тамары.
— Я буду ходить за тобой, мой милый, дорогой папа! — нежно сказала молодая девушка.
— И я тоже, так что успокойся и постарайся заснуть, — прибавил адмирал с ободряющей улыбкой.
Когда доктор ушел, обещая опять приехать завтра в десять утра, Тамара сменила свой нарядный костюм на простую домашнюю блузу и села у изголовья больного, погрузившись в тяжелые мысли.
В продолжение долгих и тягостных часов бодрствования молодая девушка пыталась разобраться в хаосе мыслей и обдумать предстоящее им будущее, но нервы ее были так возбуждены, что ум совершенно отказывался работать. Тогда, оставив все материальные заботы, она стала горячо молиться, умоляя Всемогущего Творца сохранить жизнь горячо любимого отца. Эта пылкая молитва не осталась без последствий. Покорность судьбе и глубокая вера в помощь Божию наполнили душу Тамары, вернув ей ясность ума и обычную решимость.
Начинало светать, когда чей-то голос привлек внимание молодой девушки. Оглянувшись, она увидела свою камеристку Фанни, которая, просунув голову в дверь, просила ее выйти на минутку.
— Что тебе надо, Фанни? На тебе лица нет!
— Ах, барышня, мы боимся, не случилось ли чего с барыней! —
Перед дверью спальни мачехи стояли бледные и перепуганные горничная и няня Оли.
— Что случилось? Почему вы не войдете? — спросила Тамара, охваченная каким-то мрачным предчувствием, между тем как из запертой комнаты доносились глухие стоны.
— Эта дверь заперта на задвижку; дверь из гардеробной тоже замкнута, — ответила няня. — Когда барыня пришла в свою комнату, она сейчас же отослала нас, говоря, что наши услуги ей не понадобятся. Мы все собрались и разговаривали в комнате экономки. Возвращаясь оттуда к себе, я услыхала страшные крики Оли… Я бросилась к двери, но она оказалась заперта изнутри! И вот уже почти целый час, как мы зовем барыню, но она не отвечает нам и не отпирает двери… Ребенок перестал кричать и только стонет, как вы теперь слышите.
— Но почему же вы не прошли через мою комнату? — спросила Тамара; и, вспомнив, что недавно она сама заделала дверь, через которую ее комната сообщалась со спальней мачехи, поспешно прибавила:
— Пойдемте со мной! Я открою.
Несколько минут спустя Тамара в сопровождении трех женщин, дрожа, входила в спальню мачехи.
Лампа с шелковым абажуром слабо освещала большую комнату. Прямо против двери стояла кроватка Оли, но она была пуста. У другой стены стояла большая кровать Ардатовой, задрапированная красивым атласом. При первом же взгляде на нее у присутствовавших вырвался крик ужаса… На шелковом поясе от пеньюара, привязанном к балдахину кровати, висело тело Люси. Ее посиневшее лицо было страшно искажено…
Молодая девушка почувствовала дурноту и ухватилась за спинку кресла. Она дрожала и едва держалась на ногах. Обезумев от ужаса, камеристка и няня бросились вон из комнаты. Одна Фанни стала искать бедную Олю, продолжавшую стонать. Скоро она нашла ее под диваном, куда бедная девочка забилась в одной рубашке. Всю ее подергивали страшные судороги.
— Позови скорей адмирала, — вскричала Тамара, как только к ней вернулась способность говорить.
Но Сергея Ивановича уже предупредил лакей, которому горничная и няня рассказали обо всем случившемся. Когда Фанни собиралась унести из спальни Олю, дверь открылась и в нее вошел адмирал в сопровождении двух лакеев. Несмотря на страшное волнение, он распорядился, чтобы один из лакеев немедленно бежал за доктором, а сам с помощью другого перерезал шнурок, и, сняв тело Ардатовой, положил его на кровать.
Пришедший доктор мог только констатировать смерть Ардатовой.
— Прошло уже около трех часов с тех пор, как она умерла. Посмотрите, тело начинает коченеть, — прибавил доктор.
Адмирал перекрестился.
— Да смилуется Господь над ее бедной душой! — сказал он. — А вы, господин доктор, не откажите удостоверить, что смерть несчастной произошла от разрыва сердца. Избавьте семейство от нового скандала и от хлопот с духовенством, которое найдет тысячу препятствий к погребению. Наконец, мне кажется, что необходимо скрыть этот ужасный случай от больного, так как это убило бы его.