Торжище брака

Крыжановская-Рочестер Вера Ивановна

— Да, кузен, здесь, в этом царстве мысли, я чувствую себя очень хорошо. Впрочем, вон в том шкафу налево и в моем кабинете собрана целая коллекция хороших современных романов, только оттуда изгнаны произведения школы натуралистов.

— Откуда у вас берется терпение читать все эти отвлеченные сочинения? Какой интерес могут представлять ничтожные остатки давно прошедшей жизни?

— Эти вопросы перестают быть отвлеченными, как только наш ум научается видеть в них законы жизни. Какое счастье иметь возможность черпать без труда знания из сокровищницы, для пополнения которой избранные люди жертвовали своею жизнью! И как поучительно изучение давно прошедших времен! Как с птичьего полета видишь постепенное развитие

человечества, его падения и прогресс, благодаря которым оно вечно стремится к отдаленной и неизвестной цели. Как беспощадно история напоминает нам о нашем ничтожестве! Что значим мы, если целые народы, целые колоссальные цивилизации исчезли, не оставив после себя никакого следа? В какую глубину проникает наш изумленный взор при мысли, что на месте исчезнувших городов, давно вымерших и позабытых народов могли вырасти девственные леса!

Говоря это, молодая девушка воодушевилась, щеки ее покрылись румянцем, а большие сверкающие глаза были устремлены на князя.

— Поверьте мне, Арсений Борисович, если бы наше общество находило удовольствие в серьезном и систематическом чтении, развивающем ум и возвышающем мысль, оно не было бы так развращено, семейные узы были бы крепче и социальные законы не так расшатаны. Скука, пустота сердца и мысли наталкивают мужчин и женщин на эту безумную погоню за удовольствиями. Все бегут от домашнего очага, к которому ничто их не привязывает, где долг становится излишней, тяжелой обузой и где царствуют скука и лень! Они чувствуют себя хорошо только среди посторонних людей в том увлекающем и опьяняющем вихре, который оставляет своих жертв только на краю могилы. Если же иногда, за недостатком других средств к развлечению, и берут книгу в руки, то обязательно одно из тех отвратительных сочинений, отрицающих и осмеивающих всякое честное чувство. Произведения такого рода низводят человека до состояния животного, уничтожают стыдливость и добродетель, всячески стараются позолотить и украсить порок и, подобно гангрене, пожирают ум и тело. Можно ли удивляться падению нравственности, видя такой извращенный вкус, такое систематическое стремление к разврату?

— Вы слишком суровы и жестоки, кузина, — заметил князь Угарин, слушавший эту речь с легким неудовольствием. — Нельзя считать деморализованными всех людей, не читающих книг, подобных вашим. Каждый избирает чтение согласно своим познаниям. Я ничего не читаю, за исключением современных романов, да и то только изредка, так как светские развлечения и служба отнимают все мое время, но тем не менее я не считаю себя ни лентяем, ни порочным человеком.

— О присутствующих не говорят, — ответила, улыбаясь, Тамара. — Однако я думаю, что не ошибусь, предположив, что служба необходима для приобретения средств к существованию, но она не может дать пищи вашему уму. Впрочем, бросим этот разговор и пойдемте завтракать. Магнус, по всей вероятности, прикажет провезти себя в столовую.

Князь молча пошел за молодой женщиной. Сказанное поразило его, и он не мог не сознаться, что она права. В их обществе скучали и старались заполнить душевную пустоту, отдаваясь развлечениям и порокам. Да и сам он не уважал ни свою жену, ни тех, кого часто посещал. Никакое истинное чувство не влекло его к женщинам, за которыми ухаживал. В душе он презирал их, но они, как и его товарищи, помогали убить время, заполнить внутреннюю пустоту, так пугавшую его.

В ту минуту, когда они входили в столовую, в противоположной двери показалось кресло Магнуса. Кузены крепко обнялись, и затем все сели за стол.

Завязался оживленный разговор, касавшийся новостей дня. Смеясь и весело болтая со своими радушными хозяевами, князь Угарин внимательно наблюдал за ними. Как ни казалось это ему невероятным, но блестящие и любящие взгляды Тамары, нежное внимание ее к Магнусу — все убеждало князя, что молодая эксцентричная женщина действительно любила своего больного мужа.

Когда завтрак был окончен, баронесса объявила, что нужно перейти в кабинет Магнуса, так как у Арсения Борисовича начинается головокружение при виде стольких книг, трактующих о пыли давно минувших дней. В самом лучшем расположении духа маленькое общество перешло в кабинет — большую, светлую комнату, где весело пылал камин, и устроилось около низкого стола, заваленного альбомами и гравюрами. Видя, как Тамара заботится об удобствах мужа, князь заметил с улыбкой:

— Вы ухаживаете за ним, как за настоящим ребенком, Тамара Николаевна. Вы его так совсем испортите!

— Он и есть мой взрослый ребенок! Только он так умен, что можно баловать сколько угодно, — ответила молодая женщина.

И она ласково провела рукой по густым волосам Магнуса. Тот поймал ее руку и поцеловал. Этот маленький обмен нежностями произвел очень неприятное впечатление на Угарина.

— Hу, князь, теперь скажите, кто больше всего рассержен тем, что не может удовлетворить своего любопытства на мой счет? — спросила Тамара, садясь в кресло рядом с мужем.

— Вы слишком многого требуете от меня, баронесса! Одно верно: вы достигли своей цели и разозлили очень многих. А вы занимаетесь еще живописью?

— Без сомнения! Не далее как этим летом Тамара сделала мой портрет. Он висит в ее кабинете, и ты увидишь, что это за чудная работа, — ответил барон.

В эту минуту Тамара громко рассмеялась и лукаво спросила:

— Вы не знаете, кузен, что случилось с моей милой моделью, князем Эмилием Флуреско? Несколько дней тому назад я встретила его с черной повязкой на лице. Участвовал ли он в каком-нибудь сражении или ему просто повредили глаз? Как жаль, что это не случилось тогда, когда я рисовала с него портрет!

Магнус неодобрительно покачал головой.

— Как можешь ты радоваться несчастью ближнего?

— Несчастье не очень велико и, кажется, уже прошло, — сказал, смеясь, Угарин. — Что же касается закрытого повязкой глаза — это тайна! Злые языки рассказывают об этом целую легенду, он же сам уверяет, что просто обо что-то ударился. Только вам нечего жаловаться на портрет Флуреско: он и так верх злой насмешки!

— Что вы хотите? Всегда опасно попасть под кисть художника или перо писателя… Кстати, еще одна вещь: князь очень оживленно разговаривал с молодой красивой брюнеткой, совершенно мне незнакомой. Уж не взошла ли какая-нибудь новая звезда на горизонте веселящегося Петербурга?

— У нее восточная внешность?

— Да, да!

— В таком случае это Оленина, настоящая звезда, успешно конкурирующая в сердце Флуреско с Мажаровской. Эта Оленина — жена горного инженера, проводящего по делам службы три четверти года в Пермской губернии. Этот старый дурак страшно богат и имел глупость жениться на молодой опереточной певице, несмотря на ее очень бурное прошлое. Оленину всюду принимают, хотя, право, ее настоящее ничем не лучше прошлого.

— Вот еще одна из причин, почему я так старательно оберегаю двери своего дома. Я не хочу принимать у себя женщин подобного рода. Я никак не могу допустить, чтобы особы с подобной репутацией могли быть допущены в порядочный дом.

— С этим вы ничего не поделаете, — ответил Арсений Борисович. — Если быть таким разборчивым, то гостиные будут пусты. Раз будут исключены женщины с сомнительной репутацией, перестанут бывать и мужчины, приезжающие исключительно с целью повидаться с интересующими их дамами. Поверьте мне, Тамара Николаевна, эти господа не находят ничего скучнее общества порядочных женщин.

— Браво! В таком случае я поздравляю мужчин, так высоко ценящих своих жен, сестер и матерей, — сказала презрительно Тамара. — Кстати, позвольте поблагодарить вас за комплимент.