Тоска
Шрифт:
Приехавший с адмиралом флагманский врач вместе с Приселковым осмотрел боцмана.
К вечеру к боцману зашел старший офицер и сказал:
— Ну, братец ты мой, они решили, что тебе на клипере оставаться нельзя. Лучше тебе снова на берег, в госпиталь.
Боцман опешил. Несколько секунд он молчал и только подозрительно пристально смотрел на старшего офицера.
И,
— Это по каким же правам, вашескобродие? Бабьи штуки, что ли? Так я на это не согласен, вашескобродие! Вы с ими заодно? Думаете, я — нижний чин, так можете тиранствовать человека. Я права найду! — и почти бешено крикнул: — Вон!
И прибавил непечатное слово.
На кубрике и на палубе ахнули.
В ту же минуту сверху прибежал унтер-офицер и сказал старшему офицеру:
— Адмирал требует.
А на мостике низенький, худощавый и строгий адмирал раздраженно и резко говорил капитану:
— Это у вас что за безобразие? Вот до чего распущена команда! Такая неслыханная дерзость. Немедленно его в карцер и отдать под суд. Вы на что тут старший офицер? — крикнул адмирал подошедшему Ивану Ивановичу.
— Он — сумасшедший, ваше превосходительство, — почтительно ответил старший офицер.
И в ту же минуту вспомнил письмо жены и подумал, что он сам, как и боцман, может сойти с ума.
— Пусть доктора осмотрят. Если он сумасшедший, то почему вы его держали на клипере? — обратился адмирал к подошедшему доктору.
— Он — не сумасшедший.
— Так, значит, бунт?
Старший офицер взглянул на доктора, и презрение стояло в глазах моряка. “Ученая скотина”, — подумал он и доложил адмиралу:
— Разрешите, ваше превосходительство, до нового осмотра докторов не садить боцмана в карцер. Я его хорошо знаю. Он не позволил бы себе такой выходки, если бы был здоров.
— Это черт знает что такое! На военном судне — и такое вопиющее нарушение дисциплины.
И, после секунды раздумья, адмирал прибавил:
— Конечно, я был бы очень рад, если бы вы, доктор, ошиблись, и боцман оказался бы сумасшедшим. Пусть его сейчас осмотрят. — И с этими словами адмирал
— Ведь иначе бедняге пришлось бы подвергнуться жестокому наказанию. По закону — смертная казнь, — проговорил капитан.
Мичман Коврайский восторженно взглянул на уходящего адмирала и, взволнованный, умоляюще прошептал доктору:
— Что вы хотите делать? Ведь адмирал вам подсказывает: найдите больного сумасшедшим.
— Это уж не мое дело. Я высказал мое мнение, как велит мне наука.
— А совести у вас нет? — чуть слышно, возбужденно прибавил мичман и бросился к старшему офицеру.
— Иван Иванович, спасите человека.
Старший офицер ласково взглянул на мичмана и строго сказал ему:
— Скажите боцману, что его сейчас осмотрят. — И тихо прибавил: — Успокойте беднягу, он ведь к вам, кажется, расположен.
XII
Через час в лазарете собрался консилиум. При освидетельствовании боцмана были адмирал, капитан, старший офицер и мичман Коврайский.
На все вопросы флагманского врача о здоровье боцмана, тот отвечал вполне здраво, только несколько возбужденно.
— Я уже докладывал вам, Александр Александрович, — не без апломба проговорил Приселков, обращаясь к капитану.
Все молчали.
Только адмирал недовольно пожал плечами и сказал:
— Во всяком случае пока не сажайте его в карцер.
И, обратившись к флагманскому доктору, по-французски сказал:
— По-моему, он сумасшедший.
— И я так думаю, ваше превосходительство, — поспешил поддакнуть старший флагманский врач.
XIII
В тот же день боцмана допрашивала следственная комиссия. Большинство членов ее признало, что преступление было совершено в припадке умопомешательства.
— Вы видите, милый мичман, спасли человека, — сказал потом в кают-компании старший офицер.
— Спасли ли только? Ведь от тоски он все-таки не избавится.
— Да и в Кронштадте ему не радостная жизнь. Бедняга! — угрюмо прибавил старший офицер.