Тот, кто не спит
Шрифт:
Петров деликатно отвернулся. Синдром опоссума. Полеводческое звено опоссумов. Опоссумизация поведения как реакция адекватного ответа на внешние раздражители в сельской местности северо-восточного нечерноземья. УДК 615.5.006–666. Берете тему, коллега? Ученый совет через две недели, готовьтесь к утверждению и включению в план.
Люди лежали смирно, не решаясь очнуться от глубокого беспамятства. Кого, интересно, боятся больше? Друг друга?
— Столбняка не подхватите, — Петров бросил тяпку и пошел, не оглядываясь,
Второе поле — под паром. Пахота неглубокая. Примечай, примечай. И навозца — кот накакал.
Зато посадки — регулярные, здоровые, сухостой вырублен, сучьев, валежника нет и в помине, подчищено. Аккуратные квадратики километр на километр. Рожь, ячмень, даже гречиха мечта горожан. Дважды Петров видел поодаль маленькие, по пять-семь человек, группки, работавшие бесконечную полевую работу, при его появлении на миг расправлявшиеся, а потом еще усерднее возобновлявшие труд. Пусть стараются.
Полевая дорожка, серая, растрескавшаяся земля, прямая, прочерченная по линейке, с крохотными царскими уклонениями, постепенно становилась шире, заезженнее.
Из посадок порой долетало конское ржание, топот. Почетный невидимый эскорт. Уланы с конскими хвостами, драгуны…
Поля кончились, дорога привела в светлую березовую рощу, совсем крохотный вертоград.
Деревья расступились. Вот и она — затерянная деревенька Гайдаровка. Мало ли их, заброшенных, «неперспективных» разваливающихся, рассыпано по России?
Но эта — особенная.
Вечерело. Роща стояла выше деревни, и та была — на ладони. Три барака, составленные «покоем», крохотная пекарня, кузница, дальше — конюшня, конторское здание, сараи…
Карта не соврала — сделанная по спутниковым снимкам в одной внезапно дружественной стране. А на отечественных… Два соседних района уродливо разбухли, растянулись и покрыли собой третий, маленький и забытый в череде укрупнений, разукрупнений и переименований волостей, уездов и губерний. Нет здесь ничего. Нету-ти. Очень черная дыра.
Жизнь не кипит. Малолюдно, пусто, лишь от колодца к бараку сновал человечек, носил ведро за ведром, выпаивая унылое строение. Пятое ведро, шестое… Дневальный, надо понимать. А остальные — в поле?
Стук молотка, зуд пилы доносился с тока. Готовятся к страде, ремонтируются.
Наособицу, починком — беленая хата. Большая, высокая, а окна — что в трамвае, одно к одному лепятся.
Опушкой Петров шел по роще, подбираясь ближе. Сбоку от входа вывеска. «Школа номер один». Угадал, помнит сердце первую любовь.
Частый легкий топот — и с крыльца сбежал мальчишка:
— Рапортует дежурный по школе номер… — но осекся, глаза забегали неуверенно. Короткие штанишки на косой, через левое плечо, лямке, и серо-зеленая майка крайней степени обветшания. Цыпки на руках матерые, почтенные, а подошвы — в огонь и в воду!
—
— Нет, — честно ответил мальчишка. — Вы пароль назовите.
— На горшке сидит король, — Петров встал у колодца, стянул гимнастерку, майку. — Сперва воды полей. Мальчишка заворожено смотрел на мыло, крохотный овальный брусочек «Туриста».
— Лей, не жмись!
— Вы настоящий пароль назовите!
— Погоди, не все сразу, — новый «Жилет» лихо расправлялся с двухдневной щетиной. Вжик, вжик, уноси готовенького…
— Вы инспектор, дяденька? Из Большой Дирекции? — прописные буквы сами обозначились, сумел сказать малец.
— Нет, не инспектор, — Петров встряхнул станок, помахал в воздухе. Нечего сырость в рюкзаке разводить. — И паролей я не знаю. Зачем мне пароли?
— Их только шпионы не знают. Вы засланный, да? — мальчик побледнел, а и без того румяным не был. Метр с кепкой, ребра просвечивают, глаза щурятся близоруко.
— Тебе сколько лет?
— Десять, а что?
— Очки почему не носишь?
— Вы точно шпион, дяденька! Под нашего ряженый, а сам засланный, — мальчишку колотило от волнения. Решился на Поступок — опять же с большой буквы. — Какие ж очки, когда война кругом!
— Пацан, эта школа для нормальных или как?
— Трудовая школа, самая лучшая, — обиделся вдруг мальчик. — Если вы сейчас же пароль не назовете, я Ниниванне докажу!
Станок высох, можно прятать. А мыло смылилось напрочь, жесткая вода, прожорливая.
— Доказывай, коли доказчик. Где она, Ниниванна?
— На школьном участке, где же ей быть? Так я побежал… — угрожающе протянул мальчик, надеясь, что вот-вот передумает этот дяденька, скажется инспектором и похвалит за зоркость и бдительность.
— Ты в каком классе учишься?
Вопрос снял последние сомнения, и он побежал, сначала прытко, семеня ногами-спичками, а потом, ухватясь за бок, перешел на шаг, и полупехом-полубегом скрылся в роще.
Петров поднялся по ступенькам. Мокрый блестящий коридор, с ведра свисала тряпка, полы мыл пацан. Дальше — бак с краником, а рядом мятая алюминиевая кружка. Полуприкрытая дверь вела в класс — три ряда эрисмановских парт, черная крашеная доска, глобус, несколько таблиц.
Он вчитался. Примеры на сложение, правописание жи-ши и круговорот воды в природе.
Единственная чернильница гордо украшала учительский стол. Ручка конторская, с пером «звездочка». Он обмакнул ее. Чернила старые, тягучие. Как насчет классного журнала? Не найти. И парты пустые, ни учебников, ни тетрадей. Лето, каникулы…
Он вернулся в коридор. Наверху, в потолке — открытый люк, ход на чердак, а лестницы нет. Не вводить сорванцов во искушение, в его школе было то же. Метра три высота, не кузнечик прыгать.