Тот самый сантехник 9
Шрифт:
О, как же он восхитителен… для них обеих.
Глава 15
Другое утро
Агент класса «Сатана» сидел у барной стойки и уныло хлебал молоко из стопки. День как-то не задался. Настроение ни к чёрту. Агент класса «Бог» сидел рядом и широко зевал, цедил лимонад и всем видом выказывая глубокую усталость. Даже у него ангельское терпение и наставление радоваться жизни куда-то запропастилось. Два антипода очередного созданного Творцом мира готовились к принятию обязанностей по управлению спокойного,
Тоска, одним словом.
— Я не могу так работать! — хлопнул по столу стопкой Сатана. — Ищешь-ищешь тихое, спокойное местечко, где можно встретить старость. Но нет же, снова кто-нибудь из людей начинает разбираться в ситуации, и портит всю систему управления. Рушится весь тысячелетиями складываемый карточный домик! Вот сдалось ему в этой горячей воде разбираться?
Бог допил лимонад и заказал двойную порцию горячего шоколада бармену, вздохнул:
— Сборочный цех проверял? Из каких он там? Нифилим-полукровка? Или голем и местных? А может залётный из серых странников?
— Тысячи раз! — едва не расплескал последнее молоко Сатана. — Да нет, простая рабочая семья. Дворовое воспитание.
— Договора сверял? — методично сверялся с инструкцией Бог. — Чьих будет после смерти? Реинкарнация и карма? Или больше топит за вечное искупление до первого пришествие? Кстати, кто там у нас должен прийти?
— Все души без исключений начинают с чистого листа, — принялся разлагать по полочкам Сатана, удостоверившись, что рабочий-бармен плеснул ещё молока в рюмку. — Разумы пусты, память закрыта. Фиксаторы стабильны и почти никогда не пропускают ничего. В случае же исключения срабатывают системы подстраховки. Человек либо быстро умирает, либо оказывается в соответствующих заведениях, не успев заразить вирусом сомнения окружение. А тут что? Не согласен он подписывать и всё тут! Где это видано? На моём веку такого ни разу не случалось! Писать вроде умеет. Что ему, жалко закорючку поставить? Я же не прошу кровью, как менеджеры банков. Пусть ручкой черканёт или даже крестик поставит. Но нет, упрямится. ГЛОБАЛЬНО упрямый!
— Определённо, что все эти постоянные стремления к большему людей не красят, — вздохнул Бог. — Умение радоваться — это навык, который надо постоянно тренеровать. А они что? Грустят! Иногда тоскуют. Чаще вообще не в себе. И вечно эти подспудные желания человека взломать все замки и снести все барьеры всё портят. Признаться, они и меня начинают настораживать. Но что прикажешь делать? Это и так уже жил в гараже. А теперь вовсе ночует в машине. Чем его ещё можно испугать, кроме цен на бензин со следующего года? Ты вот ещё с тарифами на ЖКХ доработаешь и готова пытка. Но с моей стороны — конечно, стойкость и вера.
— Вот и я перепробовал всё, — признался Сатана, который не вытягивал работу «по человечку». — Почему он просто не смириться? Он ведь должен был лишь просто исполнять предначёртанное. Кому начертили? Ему! А как можно вести Игру, когда каждая пешка начинает делать не то, что от неё ждут? Люди лицемерные существа! Никаких игр по правилам, никаких условностей соблюдения. Творят, что хотят порой.
Бог отхлебнул шоколада и поморщился:
— Нет, определённо нам эту частицу Творца никогда не понять. Вот пусть Сам с ними и разбирается.
— А если всё же дом
— Будем! — согласился Бог и поддержал тост.
Стаканы соприкоснулись. Содержимое осушилось до дна…
Словно от этого звука соприкосаемого стекла Боря открыл глаза.
Он в комнате. Спальне. Если точнее, то спальни Раи, не зря же ей комнату выделил. А вот как сюда просочился ночью — почти не помнил. На автомате. Хоть и трезв как стёклышко.
Но если просочился и предпочёл досыпать здесь, это — много значит!
Часы на телефоне показали пять ночи. А может, это было уже утро? Вроде только прилёг рядом с ней. А теперь Раи рядом нет.
Боря поднялся и прошёл на кухню. Раиса, так и не сомкнув глаз, смотрела в одну точку, сидя перед советской металлической кружкой чая, послужившей не одному поколению.
— Почему не спишь? — спросил Глобальный, присаживаясь рядом и вдруг заметил листик вырванный листик из тетрадки теперь прижат с одного края той самой кружкой, чтобы не сгибался и было проще писать.
А на листике было написано ужасающее в моей смерти прошу никого не винить.
Боря вдруг понял, что его пот прошиб.
— Ты чего? Дура, что ли?
Раиса молча подняла на него холодный взгляд. Она села писать последнее сообщение перед тем, как лезть в петлю. Так как ещё часа в четыре ночи, когда он открыл своим ключом замок и пробрался в спальню, пришла к выводу, что что вещи собирать уже поздно. Домой в деревню никак, а он обманщик, лжец и вообще обесчестил, пообещал, а потом спать домой пришёл лишь под утро. А от самого чем только не пахнет. И запахи явно не из карцера.
А дальше всё понятно — на балконе турник, верёвку из шарфа. И в другой мир без обязательств. Но что-то никак не клеилось. Как села писать прощальное письмо, так и наступил ступор. Мысли мешали чувствовать.
— Я решила помыться, — вдруг глухо обронила она. — Долго стояла под струей жёсткой воды, грубо натирая себя варежкой с гелем для душа. А потом вдруг резко поняла, что жить больше не хочу. Но под душем особо не утонуть. А полную ванну воды набирать — тебе же потом такой счёт придёт, что закачаешься. Цены у вас в городе на воду, конечно…
— Рай, — обхватил её за плечи Боря и затряс, чтобы в себя пришла. — Ты чего?
— А чего? — ответила она бледными губами. — На ужин ты не пришёл. Стася сказал, что посадили тебя. Потом вроде выдворили. Сижу, жду. Чую, девственность потихоньку возвращается. Но он вернулся, а ты нет. А теперь ты вернулся, но лучше бы не возвращался.
— Почему это? — не понял Боря.
— От тебя же… женщинами пахнет!
— Пахнет, — кивнул Боря тут же, даже не думая затирать следы и смывать улики «преступления». — Я по женщинам весь день мотаюсь. То к одной будущей матери моего ребёнка заскочу, то другую проведаю, то третью из долговой ямы достану. Но по итогу даже маму с сестрой поздравить не успел. Разве это дело?