Тот самый сантехник. Трилогия
Шрифт:
— Отец, давай так. Развари тут вот два на два, мы тихонько ящик-другой заберём. И заваривай себе обратно. Даже замок ломать не придётся и тем более фуру выгружать. Подсоби и этот дизель-генератор я тебе подарю. И сварку, чего уж там. Да и маску забирай. Все, что видишь, отдам. Только ящик нам достань.
Батя присвистнул, но затем снова погрустнел, развёл руками:
— Дело то хорошее. Только куда мне его деть потом?
Шац на легковушку посмотрел.
— А в багажник не влезет?
— Да что багажник? — отмахнулся батя и важно
Шац кивнул и снова закурил. Щетину почесал и спросил:
— А ты где жить будешь?
Батя тут же руки развёл.
— Да вот тут и буду, походу. Участок соседний куплю. А если зиму не переживу, так хоть на могилку приходить будут. Рядом, зато. Там пусть и закопают.
— Не, отец, это не дело, — покачал головой Шац, закурил третью, переглянулся с Лаптем, что водил без категории С и предложил. — Давай дальнобойщиком ко мне? Пойдешь? Всю зиму хоть катайся. В кабине тепло. Евро-стандарт. Био-толчок поставлю, чего уж там.
— Да не могу я в кабине, — снова вздохнул отец. — Тесно там. Я ведь как севером пришиблен был, так на просторе теперь только жить и могу. Ты что думаешь, я бы в гараж к Боре не напросился? Или к дочери на квартиру? Как зайду — стены давят. Понимаешь? На простор тут же надо. Поле вот… простор.
Шац руки к голове приложил, кепку потёр, а затем кинул её на землю, на небо посмотрел и ответил горячо, проникновенно:
— Да понимаю, отец. Сам без моря тоскую. Сплошная синь от горизонта до горизонта. А потом выкидывают на какой-то берег и говорят — либо захватить и окопаться, либо пиздец… и… ай, да чего я всё о себе и о себе.
Тут батя проникся, кепку поднял, раскинул руки, показывая земли от горизонта до горизонта и снова отмахнулся. Только кулак под самый нос Шацу показал.
— Ладно, хер с вами. Заливай дизель. Подсоблю. Ты только… ну ты понял, да?
— Да, — на всякий случай ответил морпех, так как меньше всего хотел расстраивать северного электрика в случае чего. Полезный человек, всегда в хозяйстве пригодится.
Пока мужики возились с со сваркой, батя пошёл к автомобилю, прихватил УШМ, вернулся, воткнул штекер в розетку загудевшего дизель-генератора и спросил.
— Где пилить, говоришь? Всю жопу, али полужопие?
— Отец, пили между булок. А там видно будет.
Болгарка впилась в металл от края, выпилила дугу и пошла дальше, пока борт крытого прицепа не изобразил дверь из мультиков в виде загнутой буквы «П». Вскоре батя отложил в сторону лист металла примерно полтора на полтора метра и с озадаченным видом посмотрел на зелёные продолговатые ящики.
Лапоть с Шацем оказались тут как тут. Первый присвистнул, сдувая пыль с оружейных ящиков. А второй перекрестился и глядя в небо, добавил:
— Храни тебя, Господь, Пахом. Знал, что не подведёшь. Что в бизнес подался, так это понятно. Но старые привычки… всегда с нами. Пусть земля тебе будет пухом!
Батя, отойдя в сторонку, не спеша допивал минералку и пытался не думать, зачем сын позволяет хранить на своём участке ящики с ручными противотанковыми гранатомётами, грантами и автоматами с пометкой «сделано в СССР». Мужики, погрузив ящики в грузовик, отбыли, дав прощальный гудок. А вот вопросы никуда не делись.
Вздохнув, батя посмотрел на остальные ящики. Те стояли уже сплошняком от стены до стены. Удалось вытащить лишь одну пачку. А там хуй с усиками.
Не обманули выходит.
— Тьфу! — заявил батя, коробку обратно пропихнул, прицепил электрод на прищепку, приладил вторую на металл и принялся обратно приваривать лист.
Шлифанёт до ровного, подкрасит, да как будто так и было. Ну а что сын на внедорожнике гоняет и с торговцами оружием шашни водит, так какой с него спрос? Раньше воспитывать нужно было.
Глава 24 — Если друг оказался вдруг
За шестнадцать часов до этого.
Если день Бориса был насыщенным, а день Шаца интригующе-интересным, то день крановщика Стасяна можно было назвать мистическим. И мистика всего вопроса заключалась в том, получит ли он пиздюлей за необоснованный выход из камеры или нет. А это, как известно, одному богу известно.
— Станислав Евгеньевич, сучий вы потрох, — выговаривал ему с утреца капитан Хромов, щупая решётки. А те как назло встали почти обратно. Одна только как кактус осталась расти в прериях Мексики. Чуть вбок и сразу строго вверх. — Что ж вы за человек то такой, что не знаете, что будет с решётками, если каждый вздумает их гнуть туда сюда? А?
— Я не хотел никого будить, — оправдывался Стасян. — Просто приспичило не по-детски. Почки заработали. Доктор сказал, нельзя долго терпеть. Так что я новую спортивную жизнь начал… Зачем вы меня вообще закрыли? Если я из задержанного в свидетели переквалифицировался.
— Зачем, зачем, — буркнул капитан, продолжая щупать решётки. Целые же. Почти незаметно. Как только выбрался? Да никто бы и не понял, что выбрался, если бы крановщик остатки чая в кабинете не выпил.
— Так ты в распределителе не один, — подсказал Кишинидзе и протянул запаренный дошик, а сам вытащил телефон из кармана. — Вот, подкрепись. Звезде спорта голодать нельзя. Скажи чи-и-из.
Стасян ничего говорить не стал, только посмотрел на валяющегося под скамейкой бомжа, что со вчерашнего вечера не подавал признаков жизни и задумался. Такой если и сбежит, то сразу на тот свет. Он может и в коме лежит, никто толком не знает. Пока не трогаешь — не пахнет. А проститутку ещё ночью куда-то увезли. Увёл её Сомов. Но просил о том ни слова не говорить. Он же, гад и разбудил. Потом пришлось ворочаться на скамейке, пока не понял, что до утра не дотянет.