Тот самый
Шрифт:
— Уже два, — оборвал меня Алекс и кивнул в окно. — Ты что, ничего не слышишь?
— Ну, машина подъехала. Наверное, Антигона решила оставить «миника» в гараже… Или клиент. На «ночную экскурсию» — я сделал кавычки в воздухе.
— Вот именно «клиент», — невесело рассмеялся Алекс. — Это майор, кадет. Они нашли еще одно тело.
В этот момент в дверь позвонили…
У нас не было новомодных домофонов или камер слежения. Особняк располагался в собственном небольшом парке, к крыльцу под портиком, обрамлённому псевдоримскими
Кошки, собаки, а в одном случае — улетевший от хозяйки попугай, — бродили по нашему саду невозбранно. Но ни разу я не видел, чтобы сквозь ворота прошел случайный человек. Ни заблудшие туристы, ни мальчишки, ни бродяги, которых в этой части Петербурга хватало, ни разу не преступили невидимую черту, охраняющую особняк.
— Где? — спросил, едва открыв дверь, Алекс.
— На Пушкарской, — запыхавшись, выдохнул Котов.
— Большой или Малой?
— В Пушкарском саду. Аккурат рядом с детской площадкой, подлец. Мы, конечно, всё оцепили…
— Едем.
Алекс стремительно скрылся за своей дверью, я бросился наверх. На ходу скинул пижамные штаны и майку, впрыгнул в джинсы — чистые и даже поглаженные, они лежали на кровати.
В голове звякнул звоночек: когда я спускался, мои единственные джинсы были закинуты в угол, скомканы и прикрыты разворотом Большой Медицинской энциклопедии — на них были пятна крови, и я собирался замочить штаны на ночь, в холодной воде…
Амальтея, которую я считал своей личной благодетельницей и доброй феей, сидела на кухне, ни на минуту не отлучаясь.
Алекс, правда, несколько раз выходил, и даже помнилось, что слышен был скрип ступенек… Но не стал бы шеф заботиться о моём скудном гардеробе?..
Мысленно пообещав выбрать время, зайти на сайт магазина, адрес которого давно уже болтался у меня в закладках, и прикупить одежды, я ссыпался по лестнице и как раз успел влететь в Хаммер перед тем, как шеф завёл мотор.
— Ну что ты копаешься? — мрачно буркнул он. Хаммер развернулся, разбрасывая шинами гравий.
Мигалки Котовского Фольксвагена маячили впереди.
Я хотел осторожно как-нибудь намекнуть, что в его состоянии за руль не то, чтобы не рекомендуется, а категорически нельзя, и уже открыл по этому поводу варежку, но тут же закрыл.
Шеф был трезв, как стёклышко. Руки его уверенно крутили штурвал, глаза смотрели пронзительно и ясно, и даже перегаром от него не пахло.
Будто пили мы с ним весь вечер не сорокоградусную, а берёзовый сок, к примеру.
— Может, позвонить отцу Прохору и узнать, как там девушка? — робко предложил я.
— Она в коме, — Алекс, навалившись на руль, вписывался в крутой поворот, и поэтому голос его звучал немного сдавленно. — И пока мы не прищучим мерзавца, из оной не выкарабкается.
Дальше мы гнали молча. Благо, что мигалки и полицейская сирена разгоняли толпу на дороге не хуже лиса, пробравшегося в сонный курятник.
На этот раз жертвой был парень. Почти мальчишка, лет шестнадцати, не больше. Лежал он на подтаявшем, чёрном от городской сажи сугробе. Он был гол, и изображал Витрувианского человека. Что характерно: так же, как и давешняя девушка, ни спиной, ни ягодицами или пятками пацан не касался земли.
Иголок не было. Зато шею его крепко перетягивал узкий чёрный шнурок. Кожа вокруг шнурка набухла и почернела, а лицо мальчишки отливало трупным синюшным колером.
На всём его теле не было ни одного волоска. Что это — природная особенность, или же алопеции поспособствовал маньяк, я не знал. Но скорее предполагал второе. Тем более, что на пальцах пацана — и на руках и на ногах — не было ногтей.
Они не были вырваны. Ни крови, ни ссадин или болячек я не заметил. Ногти словно были удалены хирургическим путём, можно сказать, ювелирно.
И еще одна деталь. Её я тоже заметил не сразу, но когда увидел, никакого логичного объяснения придумать не сумел.
Конец шнурка, которым была обмотана шея мальчишки, был туго натянут параллельно земле и уходил в никуда. Можно было представить, что он привязан к дереву, например, но мы этого дерева не видим, слепое пятно у нас на том месте, где стоит дерево.
Вот как-то так.
— Не трогай! — закричал Алекс одному из одетых в белый пластиковый костюм лаборантов — те собирали улики. Всякие там ниточки, волоски и прочую ДНК, которую преступник, по глупости, обронил рядом с местом преступления…
Лаборант как раз хотел перерезать шнурок, чтобы тело можно было увезти.
— Не трогайте ничего, — уже тише сказал шеф. — Собирайте манатки и проваливайте.
— Но Сергеич, его же надо в морг… — неуверенно возразил Котов.
Здесь, В Пушкарском саду, кроме двух машин полиции, нашего Хама и микроавтобуса, который привёз лаборантов, никого не было. Возможно, чины и впрямь уверовали в то, что тела грозят новым штаммом вируса и не хотели рисковать.
Но что гораздо ближе к истине — постарался Котов. Как я уже говорил, этот хитрый майор из убойного отдела имел совершенно мифические полномочия. Как Господь-Бог, например. Или начальник спецслужб, генерал Кулебякин.
— Сестра, может, в реанимацию? — спрашивает больной, — Шеф состроил глумливую рожу. — Нет. Врач сказал в морг, значит, в морг… Вы опять не догадались проверить пульс?
— Да какой тут пульс, Сергеич? Трупные пятна видишь?
— Это совсем не то, Яша, — начал объяснять Алекс, но тут же вызверился на лаборанта: — Не надо трогать верёвочку! Я же вам говорю… Парень жив, хотя с виду и не скажешь. А шнурок — это, можно сказать, пуповина. Если перерезать — тогда точно в морг. Кадет, набери отца Прохора, — это уже в мою сторону. — Пусть высылает бригаду.