Тоуд-триумфатор
Шрифт:
— Абсолютно уверен! — заверил Рэт. — А теперь пригнись-ка!
Крот увидел, как проволока с предупреждением проплыла над его головой, услышал за спиной шуршание пожухлых стеблей и не мог не полюбоваться тем, как Рэт ловко преодолевает все эти препятствия, прекрасно маневрируя и упорно продвигаясь вперед.
— Ну вот! — воскликнул Рэт через некоторое время. — Теперь можешь выпрямиться.
Крот так и сделал и вновь почувствовал вкус к путешествию. Чем энергичнее Рэт работал веслом, тем дальше удалялись проволока и запрет, пока и вовсе не исчезли из виду, а с ними пропала и Река — единственный водный
Теперь перед ними, окаймленная по бокам непроходимыми зарослями кустарника, лежала совсем другая Река, глубже и быстрее прежней, с таинственными изгибами и поворотами. Все краски здесь были темнее, а запахи древнее, чем те, что знали Крот и Рэт.
— О Рэтти! — со страхом воскликнул Крот.
— Ага, — решительно ответил Рэт, — теперь нам понадобятся все наше умение и способность к выживанию, потому что это новая, неосвоенная территория. Здесь придется быть настороже, готовым ко всяким неожиданностям.
— Ура! — закричал Крот, крепче сжав рукоять сабли и подняв ее над головой, чтобы покрасоваться, потому что теперь, он чувствовал, в их экспедиции начиналось самое интересное.
VI СТРЕЛА КУПИДОНА
Если обморок Тоуда и был неожиданным, то не более, чем перемены, которые произошли в нем в эти незабываемые моменты встречи с кузиной.
Даже если бы друзья были совершенно неискушенными в романтической любви и неисповедимости, а часто и полной неразумности ее путей, они все равно могли бы сразу распознать симптомы уже по тому, как Тоуд произнес имя кузины. Потому что люди, не страдающие недугом любви, не восклицают «Флорентина!» так страстно и с таким чувством. И, очнувшись от обморока, не сжимают руками грудь и не кричат: «Где она?! Отнесите меня к ней сию же минуту, потому что я слишком слаб, чтобы идти! Один взгляд на нее вновь заставит мое сердце биться, а ноги — ходить!»
А потом, когда друзья уже начинают подозревать самое страшное, но еще не успевают собраться с духом и решить, что предпринять, НЕвлюбленные не говорят: «Оставьте меня! Я сам найду ее! Уберите прочь руки, негодяи, дайте мне защитить ее от вас!»
Примерно такие крики и вопли, проклятия и угрозы изверг сраженный любовью Тоуд, придя в себя.
Что он никак не мог найти мадам д'Альбер, было совсем не удивительно, принимая во внимание его дикое состояние. Она почувствовала, что благоразумнее и достойнее будет предоставить друзьям заниматься Тоудом. Она тогда и понятия не имела, что с ним, а если бы догадалась, то незамедлительно покинула бы Тоуд-Холл и Берег Реки.
А пока что, будучи прежде всего художником, она воспользовалась дополнительным временем, пока Тоуд находился без сознания, чтобы заняться своими делами. Она попросила Прендергаста встать в позу наливающего чашку чая, чтобы сделать с него набросок, и поместила свою модель в дальнем конце зимнего сада, где освещение оказалось лучше. Но поскольку все помещение было заставлено растениями в горшках,
— Все это так типично, так по-английски, как у вас говорят. Мне очень нравится ваш дворецкий!
Тоуд подозрительно посмотрел на своего слугу и спросил:
— Прендергаст, вы можете дать удовлетворительное объяснение тому, что поливаете пальму чаем?
— Сэр, я…
— Тогда удалитесь, — нетерпеливо приказал Тоуд, — я хочу побеседовать с Мадам.
Но тут Тоуда настиг Барсук. То жуткое видение, которое пригрезилось ему, когда Крот впервые признался в совершенной им ужасной ошибке, сейчас на его глазах становилось кошмарной реальностью. Это было похоже на тропическую бурю, надвигающуюся с моря, чтобы опустошить мирный берег.
— Тоуд, — прорычал Барсук в ухо Тоуду, — ты ведешь себя как последний дурак!
— Любовь, — блаженно воскликнул Тоуд, повернувшись к своему другу, но все еще протягивая руку к той, что смутила его сердце, — это глупость, счастливая глупость, и я…
Подоспевшему Кроту показалось, что Барсук неправильно ведет себя, и он решил применить другой подход.
— Тоуд, — сказал он ласково, но достаточно твердо, — не знаю, что на тебя нашло, но тебе грозит опасность скомпрометировать себя…
— Я не знаю, о дивная кузина, — кричал меж тем Тоуд, воспарив в воздухе в невообразимом пируэте, — что на меня нашло, но мне грозит опасность…
Теперь и Рэт присоединился к обществу и попробовал еще один способ воздействия на обалдевшего и одуревшего обожателя.
— Тоуд, — прошипел он, притянув его к себе, — если ты сейчас же не придешь в себя, мы вынуждены будем силой увести тебя в безопасное место, чтобы ты успокоился, и ты будешь очень глупо выглядеть в глазах кузины. Она потеряет всякое уважение к тебе и, я уверен, отменит все сеансы и свой визит, и, что еще хуже…
— Рэтти, старина, пожалуйста, не сжимай так сильно мою руку, мне больно.
— …мы вызовем полицию!
— Только не полицию! — закричал Тоуд.
— И судебных исполнителей! — добавил Барсук.
— Нет! Только не это! — взмолился Тоуд.
— А еще, я думаю, потребуется епископ, а то и два, — поддержал друзей Крот.
— Пожалуйста, только не духовенство! — сказал Тоуд, наконец-то испугавшись. — Они так много говорят, что я устаю.
Похоже, изобретательному Рэту все-таки удалось успокоить Тоуда. Произнося яростным полушепотом множество подобных предупреждений и не прекращая сжимать руки Тоуда, он слегка остудил его пыл и в конце концов заставил замолчать.
Напрасно Крот и Барсук старались объяснить мадам д'Альбер природу недомогания ее кузена (Рэт в это время все еще удерживал Тоуда за руку, а Прендергаст был послан за успокаивающим ромашковым чаем); ни краткое описание биографии Тоуда, ни упоминание о его криминальных наклонностях, казалось, не произвели на нее никакого впечатления.
— Тоуд манифи'к! Тоуд сова'ж! Великолепная дикая жаба! — воскликнула она. — А теперь пора продолжить сеанс.
Перерыв, похоже, несколько отрезвил Тоуда от ударившего ему в голову напитка любви, которого он залпом хлебнул сверх меры.