Тоуд-триумфатор
Шрифт:
— Каков он есть на самом деле — случалось, а каким он мог бы быть — вряд ли, — ответил Барсук, чувствуя, что его выигрыш в росте — ничто против ее выигрыша в весе, и потому позволяя увлечь себя поближе к Тоуду, чтобы посмотреть на него с более близкого расстояния.
— Тогда вглядитесь в него сейчас, — сказала она, величавым жестом указав на Тоуда, вспотевшего от усердия, с которым он пытался удержаться
— Я вижу… — Барсуку было неловко продолжать, потому что он-то хорошо знал, что он видит. Он видел помпезность и слепое тщеславие, всепоглощающую гордость и… и… Тоуда, раздираемого страстями, с которыми он не в силах совладать.
— Он будет императором! — в экстазе воскликнула Мадам, срывая веточку лавра и вручая ее Тоуду, чтобы он приложил ее к голове как некое подобие триумфального венка.
— Императором? — ужаснулся Барсук.
Нога, на которой держался Тоуд, сдалась в неравной борьбе, подогнулась, и он закачался.
— Императором Цезарем — вот кем будет месье Тоуд. А вы, Барсук, Рэт и Крот, а также Выдра, вы будете его легатами, размером, конечно, поменьше его, держащими скрижали, на которых записаны его победы. Такова моя концепция. Сеанс окончен! Да здравствует император Цезарь!
Такой конец сегодняшней работы Мадам безусловно устроил Тоуда.
Он качнулся в последний раз и с глухим стуком ударился о землю, успев в падении схватить Мадам за руку.
— Кузина! — воскликнул он, уверенный, что все ее последние слова были не чем иным, как объяснением в любви к нему. — Согласитесь ли вы стать супругой императора Цезаря?
Барсук застыл в тихом ужасе, но выяснилось, что для волнения не было оснований.
Мадам не раз делали предложение, и хотя она и была недогадлива и вовремя не распознала опасности, теперь, когда ее клиент обнаружил свои истинные намерения, точно знала, что и как сказать.
— Кузен, — отвечала она совершенно спокойно, — наш брак невозможен, потому что я люблю другого.
— О горе! — простонал Тоуд.
— Ему я посвятила всю свою жизнь.
— Я в отчаянии!
— Кроме того, у меня есть еще клиенты, которых мне нужно повидать немедленно!
— Какие клиенты? — спросил Тоуд, все еще лежа на земле. Теперь ему было незачем подниматься.
Мадам достала из внушительных складок своего одеяния список, и, пока она зачитывала его, Барсуку ничего не оставалось, как восхищаться ее талантом улаживать любовные дела и осаживать пылких поклонников.
— В моем списке три имени, — сказала она, — но я изваяю их всех вместе: Председатель суда, начальник полиции и епископ.
— О ужас! — вскричал Тоуд и испытал понятный трепет, потому что знал всех этих джентльменов и вовсе не был дружен с ними.
— На обратном пути в Город я навещу епископа в его большом доме и там встречусь с ними со всеми! — безжалостно продолжала она. — А теперь я пойду, — заявила она, будучи так же решительна в своем уходе, как и в появлении. — Так лучше, месье, — сказала она Барсуку, прежде чем автомобиль умчал ее из Тоуд-Холла. — Боюсь, мистер Тоуд немножко влюблен в меня, а это нехорошо.
Барсук почувствовал, что относится к ней гораздо лучше, чем раньше.
Как и опасался Барсук, неожиданный отъезд мадам Флорентины поверг незадачливого влюбленного в отчаяние и жестокие страдания на многие дни и недели. Так обильны были слезы и жалобы Тоуда, так громогласны его сетования на жестокость Судьбы, так мрачны приступы замкнутости, что Барсук счел необходимым собрать тех, кто принимал интересы Тоуда близко к сердцу, чтобы обсудить, что можно сделать.
Совет, который в отсутствие Крота и Рэта состоял из Выдры, Племянника и Прендергаста, заседал в нижней гостиной, потому что вызовы дворецкого участились в эти дни уныния и он всегда должен был быть наготове, чтобы отозваться. Прендергаст, правда, отнесся к обсуждению не с таким рвением, на которое надеялся Барсук. Дворецкий утверждал, что его профессиональный кодекс велит ему действовать только в интересах хозяина.
— Но вы поможете нам помочь ему? — спросил Выдра.
— Я, конечно, помогу моему хозяину, — ответил Прендергаст с великолепной двусмысленностью.
— Что ж, подведем итоги, — сказал Барсук. — Очевидно, что положение Тоуда ужасно, и очень скоро он будет опасен как для самого себя, так и для окружающих, если уже не опасен. У меня нет сомнений, что, несмотря на решительный отказ Мадам и наши увещевания, он попытается вырваться за пределы дома, чтобы предстать перед отвергнувшей его кузиной. А после того, как я опасаюсь, он будет настолько удручен и не способен владеть собой, что сможет совершить над собой что-нибудь необратимое. Или, принимая во внимание присущую ему трусость и неопытность в подобных делах, я допускаю и другую возможность: оставаясь на свободе и отвергнутым, он очень скоро нанесет кому-нибудь серьезное оскорбление, будет схвачен, осужден и посажен в тюрьму…
— Или, что еще хуже, — сказал Выдра, — суд припомнит ему все прошлые проступки, в которых он был признан виновным.
— Поэтому, — продолжал Барсук, — я предлагаю…
Предложение Барсука было прервано громким звонком колокольчика для вызова слуг. Взглянув на щиток с лампочками над головой Прендергаста, они увидели, что Тоуд желает видеть своего дворецкого в зимнем саду.
Прендергаст тотчас же отправился на зов, но не успел он еще уйти, как остальные снова услышали звонки и увидели на щитке другие сигналы, рассылаемые Тоудом по всему Тоуд-Холлу, что говорило о полной его невменяемости. Он последовательно переходил из зимнего сада в гостиную (звонок), из гостиной в кабинет (три звонка), оттуда в холл (еще один звонок — послабее), и, наконец, особенно угрожающе прозвучал совсем уж слабый, короткий звонок из оружейной, говорящий, видимо, о последней стадии отчаяния.
— Это зов на помощь! — закричал Барсук. — Но Прендергаст не успеет. Мы должны сейчас же пойти и спасти его!
Они побежали, а новые звонки все звенели.
— Подождите! — сказал Выдра. — Он опять передвигается!
Достижение современной техники — сигнальный щиток — позволило им с леденящей душу быстротой, лампочка за лампочкой, звонок за звонком, наблюдать продвижение Тоуда навстречу сумасшествию и саморазрушению.
— Он идет наверх, а оттуда, через чердак обязательно вылезет на крышу, — сказал Племянник, и все трое помчались наперехват.