Товарищ Альбер распорядился
Шрифт:
– Я в этом совершенно не разбираюсь.
– Что будем делать?
– У нас один выход. Поддерживать мысль, что наша цель – предать гласности документы, связанные с коррупцией нынешних руководителей России, и добиваться публикации документов.
– А наш листок…
– Придется с ним проститься.
– Никогда.
– Ничего мы не сможем сделать.
– У меня есть идея. Мой человек забрал у покойного Профессора листок с какими-то формулами. Если я его подменю…
– Прекрасная идея. А получится?
– Получится.
– Это дело. А я пока буду
– Получится?
– Наивных людей много.
– Успеха тебе. Только не переусердствуй. А то тебя вышлют из страны.
– А меня и так вышлют.
Аркадий подошел к столу, где сидела Поэтесса, и молча сел рядом.
– У вас неприятности? – спросила Поэтесса.
– Если бы только у меня! Я вам расскажу правду. Бандиты захватили в банке документы, связанные с коррупцией русского правительств. Они их передали нам. Мы хотели познакомить с ними прессу. Но местный полицейский, – он показал на Филиппа, – требует, чтобы мы их отдели ему. На его стороне сила. Нам придется подчиниться.
– И что они собираются делать с этими документами?
– Вернуть в Россию.
– И пресса с ними не познакомится?
– Увы, нет. Они считают, что там произошли большие перемены и что у них теперь есть справедливый суд.
– Вы в это верите?
– Нет.
– И я тоже не верю. Вы верите в то, что там что-нибудь кардинально изменится?
– Нет.
– И я не верю. Тогда вот что…
Она встала, подошла к столику, за которым сидел Студент:
– Тебя, кажется, зовут Анри?
– Анри Ботье, почти как Эжен Потье.
– Ты знаешь наизусть мою притчу «Над полем желтым, зеленым лесом…»?
– Знаю.
– Можешь ее прочесть?
– Могу, – с готовностью ответил Анри.
– Тогда читай.
– Вы считаете, что пора?
– Пора.
Анри встал в центре зала и тихо начал:
– Над полем желтым, зеленым лесом…
Потом, когда он обратил внимание, что его все слушают, продолжал громче.
Над желтым полем…
… Над полем желтым, зеленым лесом и над деревней, где жили люди, висела палка со львиной мордой. Никто не знал, кто ее повесил, когда, зачем. Но ее боялись. Она вмещала и страх, и силу, мерило жизни и символ веры.
Пахал ли пахарь холодным утром – не видел он ни сохи, ни пашни. А взглядом, полным любви и страха, смотрел на палку со львиной мордой. Кузнец ли сильный, столяр ли ловкий – считали все, что своим уменьем они обязаны только палке.
И даже мать никогда не смела взглянуть в глаза своего младенца. В припадке ласки целуя сына в листочки губ, золотых, как солнце, она о счастье молила палку.
И даже те, кто любил друг друга, сплетясь ногами во мраке ночи, сжимая жадно тугие плечи, смотрели вверх в суеверном страхе.
И жили люди, собой довольны. Порядок, вера – что нужно больше? Других людей, что за дальним лесом, они не знали, и им казалось, что жизнь их лучше, чем жизнь соседей.
И вот однажды, невесть откуда, явился парень, еще безусый. С людьми поел, поработал вместе, а позже людям сказал спокойно:
– О люди, люди, как вы прекрасны! Для вас природа, вы – смысл природы. Зачем вам палка со львиной мордой? Ведь вы свободны, как я свободен. Не бойтесь страха! Ведь вы сильней и смелей, чем буря. Отважней грома и ярче молний.
– Мать молодая, вот твой младенец. Ты посмотри на него скорее. Он так похож на тебя улыбкой. Тебя он любит и ждет поддержки. И молоко он твое живое впивает жадно.
– Любовник юный, взгляни скорее на ту, что любишь. Ее глаза – словно речка ночью, а ноги – точно побеги дуба. Соски – как угли, возьмешь их в руки, они, пылая, прожгут ладони.
– Кузнец и пахарь, столяр и плотник, трудитесь вместе и никого на Земле не бойтесь. И верьте только в свой светлый разум, и в свое сердце, и в свои руки. Ведь вы свободны, как я свободен. О люди, люди, как вы прекрасны!
Застыло солнце на горизонте. Деревья замерли в рыжем свете, лишь ветки синие встрепенулись, пот вытирая с коры уставшей.
Пришелец поднял случайный камень и бросил в палку. Она качнулась и вниз упала, ему под ноги.
Смеялось небо, смеялся ветер… Молчали люди, на палку глядя. Потом старейший из них поднялся и, палку взяв, обратился к парню:
– Пришелец странный, ты ищешь ночи. Ты нас обидел. Ты надругался над нашей верой. Твои слова непонятны людям. Права, свободы – нам их не надо, в них нет порядка, в них нет покоя. Мы сможем жить, если будет палка. Без страха жить не умеют люди.
– Мать молодая, ужель ты хочешь, чтоб сын твой малый, лишь старше станет, решил, что он всех умней на свете, и ночью черной, как зависть ведьмы, спалил твой дом и дома соседей?
– Любовник юный, ужель ты хочешь, чтоб в полночь демон в постель забрался к твоей невесте и языком он своим шершавым лизал ей груди и ног сплетенье?
– Кузнец и пахарь, столяр и плотник, без палки вам не понять друг друга. Без палки каждый уверен будет, что он нужнее всех в этом мире.
– Не будет веры – покой исчезнет. Не будет страха – работа станет. Права, свободы – мы их не знаем, нам их не нужно, они пугают. Пришелец странный, ты ищешь ночи. Мы сможем жить, если будет палка. Без страха жить не умеют люди. Ступайте, люди, верните палку. А ты, кто нас оскорбил жестоко, сгоришь в костре, только ночь наступит.
В лохмотьях туч замер куцый месяц. А над усталым притихшим лесом, над серым полем и над деревней, где спали люди, опять висела все та же палка со львиной мордой. Как день назад и назад полвека.
А рядом с лесом костер зажегся. Огнем объятый, пришелец гордо смотрел на небо и говорил, обращаясь к ветру:
– О, если бы, люди, вы только знали, как вы всесильны, когда свободны! И как свободы легко добиться, когда поймешь, что лишен свободы! Пускай хоть раз, но она упала, в одном из сотен родив сомненье во всемогуществе силы страха. Придет другой, и придут другие. И вы поймете, что страх животен, а человечна одна свобода. О люди, люди, как вы всесильны, когда свободны!