Товарищ американский президент
Шрифт:
В коробке сиротливо жались друг к другу две страшненькие булочки, в которых извивались тощие и сморщенные палочки недоделанной колбасы.
– Ходидоди, – пояснил Боб, облизываясь. – Американская национальная пища. Запивается исключительно водопроводной водой. Всего две калории. Очень вкусно и питательно.
Вкусные и питательные ходидоди выглядели так, словно это они должны были закусить мной, а не я ими.
– Я их помещу под медицинский реанимационный колпак, – бережно закрывая коробку, сообщил я. – Может получиться вернуть им нормальный
Расположенный в задней части кабины медицинский спасательный реаниматор задвинул внутрь себя подставку с ходидодями, заурчал тоскливыми нотами и выдал на панель, что "живые организмы, представленные к рассмотрению, являются стопроцентно дохлыми" и настоятельно рекомендовал утилизировать натуральную отраву. Но Боб не позволил свершиться надругательству над национальной пищей и вырвал ходидоди прямо из горловины утилизатора. Естественно, что коробочка с двумя "стопроцентными дохлыми" нашла достойное место в сейфе янкеля.
– Ноги протянуть всегда успеете.
Пока второй номер занимался тщательным занесением приобретенных в магазине товаров в продуктовый реестр, я незаметно пробрался в багажный отсек. Здесь, под надежной защитой сверхнадежной системы охраны в холодильнике хранился неприкосновенный запас отечественных продуктов. С мстительной улыбкой сорвав именную пломбу второго номера, я изъял из хранилища две трехлитровых банки килек в томатном соусе и четыре буханки хлеба. Половину уничтожил не сходя с места, а оставшуюся часть, прокравшись в спальный отсек, засунул под подушку Геры.
Мозг команды приоткрыл один глаз, кивнул, сказал: – Мм, – и накрылся с головой одеялом.
– Знаю, что подсудное дело, – прошептал я в ответ, – но куда деваться? Родина далеко, а Америка вот она, под боком.
Вернувшись в кабину я застал Роберта Клинроуза за тщательным обтиранием гигиеническими салфетками околоротовой полости. Судя по запахам, которые наполняли кабину спецмашины, второй номер времени зря не терял.
– Настоящую колбасу жрал, – на ушко сообщила Милашка, которая была собрана на российских заводах и, соответственно, имела полностью российский менталитет. То есть не любила, когда кого-то принуждали кушать ходидоди, а сами в это время уламывали колбасу настоящую. От излишнего чувства справедливости на Милашке часто перегорали титановые предохранители.
Будь мы в России, давно бы Боба уволил без выходного пособия. Желающих пополнить доблестные ряды спасателей полно. И не таких жмотов, а настоящих ребят, знающих, что такое дружба и нормальные отношения в коллективе. Но, как уже упоминалось, за бортом Милашки расстилались бескрайние просторы Америки. И выгнать янкеля на улицу я не мог чисто по человеческим причинам. Пропадет он здесь. Сгинет. А без него мне назад в Россию дорога заказана.
И Боб знает об этом и окончательно наглеет. Мало того, что приказы не выполняет, так голыми руками ходидоди из утилизатора таскает.
– А что это, товарищ командир, у вас огонечки связи горят, а ничего не слышно? – Боб неожиданно возник за спиной, я не успел приготовиться и непростительно вздрогнул.
– Твои соотечественники эфир засоряют, – пробурчал я, возвращая обратно положенные кнопочки.
Динамики ожили и кабина наполнила чужой и непонятной речью.
– Так это база нас вызывает, – гордо пояснил Боб, в совершенстве владеющий родным языком. – Вот слышите, командир, – " фазе, мазе, лав ю бразе". Это база недовольна нашим радиомолчанием.
– Вот и ответь, если недовольна.
Второй номер зажал в ладошках микрофон, театрально отставил ножку и проворковал что-то по-своему, по-американски:
– Commander russian machine весь во внимании.
Все дальнейшие переговоры сводились к тому, что Боб кивал головой и отвечал: – "О! Ес, беби. Комон, комон. О, щит! Ол райт! Сергееф фул, Сергееф мембер".
Милашка настойчиво мигала мне красной лампочкой индивидуального вызова, пытаясь сообщить нечто важное, но я полностью доверял второму номеру и ни во что не вмешивался. Не первый день в одной команде.
– Ну? Что хотят? – поглядывая в окошко и откровенно скучая, поинтересовался я. Сидеть без дела лучшему российскому спасателю надоело до чертиков. Душа и тело требовали настоящей работы. Например, спасти местный континент от стихийного бедствия. Или помочь бедному американскому народу стать на путь индустриализации и всеобщей грамотности. Мы ведь многое можем.
– База приказывает нам незамедлительно прибыть вот в эту точку сбора, – Боб ткнул пальцем в третий во втором ряду монитор, где Милашка вывела координаты, переданные базой. – Конкретно ничего не сообщают, но говорят, что дело серьезное и требуется наша помощь. Еще говорят, что нас там встретят и объяснят все подробности предстоящей операции.
– Давно бы так, – ладошки зачесались, предчувствуя настоящую работу. – Милашка, тебе нужны дополнительные указания? Тогда снимаемся и быстренько на помощь американскому народу.
Я стащил с шеи шнурок с ключами зажигания, вставил наисекретнейший и наисложнейший ключ в нужное место на панели управления и повернул его ровно на тридцать два с половиной оборота. Конечно, Милашка сама могла бы завестись, но у нас существовали свои традиции и правила. Командир должен лично завести спецмашину, согласно правилам эксплуатации спецмашины подразделения “"000"”. Для чего-то ведь нужны командиры.
Спецмашина подразделения "000", лучшая из всех когда-либо созданных человечеством спецмашин, не устану это повторять, как ни упрашивайте, ровно заурчала ядерными топками, самостоятельно сняла защитный экран, задвинула совмещенный с анализатором скорости дистанционный штрафователь и неторопливо выкатила из-за укрытия на трассу. Десять гусениц и шестнадцать колес автоматически нашли наиболее рациональное зацепление с отвратительным местным покрытием и Милашка, выпуская из восьми выхлопных труб большого размера белесую отработку, неспешно помчалась в нужном направлении.