Товарищ «Маузер». Братья по оружию из будущего
Шрифт:
Плохо. Два проникающих в брюшную полость, и еще ключица перебита. От последнего, скорее всего, майор и без сознания. Блузку Катя уже разорвала, прижала тряпки к ранам, – толку-то? Профессиональная медицинская помощь срочно нужна. Ну же, толстяк, очнись!
Эвакуировать человека в бессознательном состоянии невозможно. Неконтролируемый мозг может увести тело по любым координатам, и координировать такой Прыжок со стороны практически невозможно.
Давай, толстый,
Левый глаз самой Кати ничего не видел, кровь заливала-заклеивала. Голова кружилась, – это от кровопотери. Надо бы остановить кровь, пока сама не свалилась. Только касаться собственного лба девушка боялась – по ощущениям, череп разрублен, а увидеть собственные мозги на пальцах – нет уж, увольте.
Ну, ты придешь в себя, сукин сын, или нет? Давай – давай!
Катя стянула с майора пиджак, разодрала ворот рубашки. С силой похлопывала по шершавым щекам. Плеснула коньяка из полупустой бутылки.
Ресницы вроде бы дрогнули.
– Его, наверное, посадить нужно, – неуверенно сказал прапорщик. – При ранениях в живот…
– Пошли на хер! – зарычала Катя. – Вон отсюда! За кусты, пошли, суки! Живо!
Все четверо остолбенели. Монашка, казалось, вот-вот хлопнется в обморок. Пашка застыл на полусогнутых. Залитая кровью девка и раньше была на диво страшна, а сейчас, с белозубым оскалом на черном лице, вообще походила на чертовку.
Катя швырнула бутылку, угодила прапорщику в живот, тощий очкарик хрюкнул, согнулся пополам.
Первым опомнился мальчишка, схватил за рукав свою спутницу, дернул за штаны Пашку:
– Уйти нужно.
Больше Катя не отвлекалась. Ресницы Виктора Михайловича вздрагивали. Он застонал, потянул руку к животу. Катя перехватила руку.
– Не трожь! Слышишь меня? Витюш, ты слышишь?
– Ну… пулемет…
– Хрен с ним. Сейчас уйдешь. Сразу в госпиталь. Все будет хорошо. Только ты продержись пару минут. Ты хорошо соображаешь?
– Да, – майор открыл глаза. – Тебя… что?
– Нормально. Так – сейчас представь двор «К-ашки». Живенько представь, с подробностями. Я активирую чип возврата. Держись две минуты. Понял?
– Понял. Катя… сможешь, доделай… Важно… Главное, его возьми…
– Хорошо-хорошо. Возьму. На посту «К» сколько телефонов?
– Два, оба черные. Катя…
Девушка нащупала под кожей на груди майора зернышко капсулы, раздавила. Отшатнулась, сосредоточившись на воспоминаниях мельчайших деталей залитого летним солнцем двора родного отдела.
Монахиня сидела, уткнув лицо в широкие ладошки. Мальчик присел на корточки рядом, все усмехался-подмигивал.
Мужчины топтались за кустами.
– Добьет она его, – прошептал Пашка, кивая в темноту. – Чтоб не мучался. Ему все брюхо продырявило.
– Вряд ли, – так же шепотом ответил прапорщик, – заранее сказать нельзя. Мощный мужчина. Впрочем, она тоже сильна. Волокла своего… друга почти в одиночку. Из меня помощник неважный.
– Что ж вы так, ваше благородие? – пробормотал Пашка. – Такой видный господин, образованный, и на тебе, помочь барышне не мог.
Прапорщик строго глянул сквозь свои круглые очки:
– Я после контузии. А вы что же, бойкий юноша? Вы-то что отстали? Труса изволите праздновать? Из тех изволите быть, кто из подвалов погавкивает, за хамскую власть агитирует?
– Давай, ваше благородие, шлепни меня, раз бандиты не дострелили, – пробормотал Пашка, глядя, как офицер неловко нащупывает кобуру.
– Бандиты? А ты сам-то кто? – прапорщик, наконец, поймал рукоятку «нагана».
В этот миг Пашка врезал ему с левой в челюсть. Офицер гукнул, отлетел, Пашка прыгнул следом. Покатились по траве, вдвоем цепляясь за «наган». Монашка застонала, не отводя ладоней от лица. Мальчик встал, нерешительно забормотал:
– Ну что вы? Зачем?
Пашке показалось, что его лошадь в бок лягнула – мигом слетел с офицера, закорчился на земле. Прапор схватился было за револьвер, но получил под дых ничуть не слаще Пашки. Чернолицая барышня стояла над ними, еще раз замахнулась ногой:
– Не навозились? Вояки, бля… Поезд на месте стоит. Идите, атакуйте. Или мне вам здесь всласть вломить?
– Не надо, – Пашка, держась за бок, отполз подальше. – Мы так, ненароком.
Прапорщик ничего не мог сказать, ухватился за живот, очки в возне слетели, изумленно пучил глаза. Ну да, больно.
Девушка подняла «наган», проверила барабан:
– Понятно. Прапор, ты никогда шпалер не заряжаешь?
– Патронов нет, – прохрипел прапорщик.
– Что ж за револьвер хватался? – простонал Пашка.
– Для острастки. Хотел тебя, быдло, на место поставить, – огрызнулся офицер, с трудом садясь.
Девушка бросила «наган», взяла прислоненный к дереву карабин, щелкнула затвором:
– Господин доброволец, извольте патроны выдать.
– Нету, – пробурчал прапорщик. – Не нашел в темноте.
– Мудак вы, господин доброволец, – коротко резюмировала девушка, тыльной стороной ладони размазывая кровь, все текущую по щеке. – А где твой ствол, кудрявый?
Пашка пожал плечами:
– У поезда где-то. Что я вам, солдат, что ли?
Девушка неприятно, дребезжаще, как жестянка, засмеялась:
– Вы что, идиоты? Два патрона на всех припасли?
– У вас «маузер» был, – прохрипел прапорщик.
– Вот именно, – поддержал Пашка. – Ты сама-то…
– Рты закрыли, – девушка села на землю, ее сильно качнуло. – Пустой «маузер». Уроды, блин.