Товарищ Миша
Шрифт:
Когда «дровосек» пришел в себя, вокруг уже толпились красноармейцы, старшина и еще какой-то командир в синих штанах и синим верхом фуражки.
– Горе луковое, – пробормотал старшина.
Красноармейцы поняли, в чём дело и, не обращая внимания на кровяной след на лбу Мишки, разразились смехом.
Незнакомый командир пристально осмотрел раненого и ушел. Старшина поднял топор и подал повару.
– Руки-крюки. Вот что с ним делать? – старшина выдал несколько нецензурных выражений и махнул на Мишку рукой. – Иван Николаич, разбирайся с ним,
– Сделаем, товарищ старшина.
– Чего рты пораззявили? Цирк что ли? Война идёт, а они ржут как кони. Точилов, лошади готовы? Смельченко, контейнеры приготовил? Шевчук, мать твою, хватит ржать, бери Коробейника и за продуктами на склад, бумаги держи. Вирый, во вторую роту контейнеры с кашей повезешь.
Терехин поплевал на ладони и ловко срубил неподдавшееся Мишке дерево. Топорик в умелых руках страшное оружие.
Мишка пощупал запекшуюся на лбу кровь и выросшую с медный пятак, шишку.
– Не сиди, собирай. Тащи к кухне. Хороша потеха гусли, а ореха не стоят.
В тапочках ходить по лесу оказалось совершенно неудобно. Они то и дело слетали с ноги, приходилось останавливаться и искать их в траве.
И все же ужин сготовлен вовремя. Уставший Мишка закидывал в рот кашу, проглатывая не жуя.
Терехин не выдержал и засмеялся.
– Голод не тетка, пирожка не подсунет. Добавки положить?
И вторая порция залетела в рот, словно в паровозную топку.
– Наутро дровишек напили, а я баки помою.
Засыпая в небольшой походной палатке, Мишка попытался осмыслить произошедшее за день, но как, ни старался, ничего надумать не сумел. Мысли разбегались, а навалившаяся смертельная усталость, быстро отключили «попаданца», совершенно не похожего на героев прочитанных книг, от непонятного прошлого мира. Странные метаморфозы остались неразрешенными.
Пробуждение далось нелегко. Еще не взошло солнце, а его растолкали и заставили принести к палатке два ведра воды из ближайшего ручья. Болело все, что болеть могло и что болеть не могло в принципе. Голова раскалывалась. Тело реагировало болью на каждое движение. Он попытался пожаловаться на самочувствие старшине.
– Все болит. Ноги еле двигаются.
– За водой сходишь, вот и разомнешься, – ответил непреклонный старшина.
– Да как я принесу? Я не могу ногами и руками двигать, – чуть не захныкал Мишка.
– Выполнять! – рявкнул тот, нахмурив брови и сжав кулаки. – Нюни подбери, война идет.
Надо же, как действует крик. Мишка мчался с пустыми ведрами по вытоптанной тропинке с пустыми ведрами, словно у него ничего не болело вовсе. В том числе и натертые вчера до крови, ноги. И ведь тапочки ни разу не слетели! Остановившись у самого ручья чуть не заплакал.
«С ним обращаются не как с человеком, а как… как… скотом что ли? На меня дома никто никогда не кричал. Ну, высказывали там, то, се. Но не кричали. Я что мальчик на побегушках? Устроили тут войнушку, а Мишка спасай?»
Обиженные мысли скакали в возбужденном мозгу, но не мешали зачерпнуть воду. Когда Мишка распрямился, набрав второе ведро, то ощутил между лопаток что-то узкое и довольно острое.
– Хенде хох! – услышал он голос сзади. – Ты есть плен!
Холодный пот прошиб мгновенно.
«Немцы! Отвоевался. Надо как-то выжить. Может сказать, что я шел к ним? Не поверят. Может так, типа ждал, когда они придут поближе и сдаться? Нет, опять что-то не то. Че придумать то?»
– Что в штаны навалил? – расхохотался кто-то сзади.
Взбешенный Мишка резко развернулся на голос, но поскользнулся, уронил ведро и сел в ручей. Злости не было предела.
– Эй, ты, чего? – забеспокоился боец, увидев налитые кровью глаза Мишки. – Я часовой – лицо неприкосновенное! Нападешь, стрелять буду!
Что остановило Мишку от расправы над шутником, история умалчивает. Впрочем, и сам Мишка этого так и не понял. Страшнее врага в тот момент для него не существовало.
На Пананина, широко открытыми голубыми глазами, недоуменно поджав губы, смотрел рыжий парень, совсем еще мальчишка.
– Звиняюсь. Думал Стёпка за водой п-пришёл, – слегка заикаясь, проговорил он. – Помочь в-вылезти?
– Да пошёл ты, помогальщик!
Вода в ручье оказалась ужасно холодной. Мишка быстро встал, отыскал слетевший тапок и набрал воды. Молча, недобро глянул на провинившегося часового, помчался к палатке.
– Пананин! Ядрит твою ногу сломит! Где прохлаждаешься? Бойцы воду ждут, а ты интимные места водой смачиваешь! Бегом! Тудыть – растудыть!
Наливая воду в рукомойник странной конструкции, Мишка умудрился облить хмурого бойца в выцветшей гимнастерке. Тот буркнул что-то в ответ и отвернулся. Через мгновение холодная вода пролилась Мишке на голову. Он дернулся, замотал головой от неожиданности, запнулся за пустое ведро, с трудом устоял на ногах.
А вокруг стоял смех, нет, не смех, гогот. Разозленный «попаданец» с перекошенным от злости лицом попытался разобраться с шутником, но сразу же был остановлен крепкими мужскими руками нескольких бойцов.
– Пананин! – старшина угрюмо смотрел на Мишку. – Приведи себя в порядок. С тобой особист желает познакомиться. Остальным приготовиться к построению.
Впервые, с момента попадания в прошлое, сердце екнуло от плохого предчувствия. В книгах, которые он читал, сотрудники НКВД были в основном недалекими, мясниками, во всех видящими шпионов и предателей. Перед глазами уже рисовались картины пыток. Вот только шел он к особисту без сопровождения, можно сказать, по доброй воле. Мишка несколько раз оглядывался и не мог понять, как так, к особисту без конвоя. В попытках сконцентрироваться на предстоящей встрече, определить, что будет спрашивать этот мясник и сочинить какую-никакую легенду, Мишка оказался у искомой палатки. Она стояла в стороне от палаток хозвзвода, под деревьями, слегка склонившимися над ней. Чуть в стороне на бревне курили три бойца в форме НКВД.