Товарищи в борьбе
Шрифт:
И все согласились с этим суждением.
Может, я и забыл бы об этом эпизоде, но Ярошевич, услышав о нем, забеспокоился.
У польского солдата, говорил Ярошевич, мягкое сердце, и он готов сжалиться над врагом. Но нам пока не до жалости, хотя мы и не пылаем слепой ненавистью ко всем немцам за преступления, совершенные их армией, полицией, гитлеровской администрацией. Поэтому, пока идет война, пока в лагерях смерти погибают тысячи наших братьев, каждый немецкий солдат, если он не сложил оружия, - наш враг. И надо поддерживать у солдат чувство ненависти к фашизму, который причинил столько бед человечеству
Упреждая директиву Главного политического управления, Ярошевич провел специальное совещание политаппарата по вопросу об отношении польских солдат к солдатам гитлеровского вермахта. Он указал на необходимость постоянно напоминать польским воинам о преступлениях, совершенных гитлеровцами на польской земле, вскрывать человеконенавистническую сущность фашизма и разъяснять историческую миссию армий антигитлеровской коалиции - похоронить фашизм и уничтожить условия, породившие его. В заключение он потребовал во всех частях повысить бдительность, строго соблюдать дисциплину и порядок, обеспечить достойное поведение солдат в чужой стране.
– Можете быть уверены, - подчеркнул он, - что все немецкие военные преступники получат по заслугам.
* * *
Городок Сохачев был известен мне по военной истории. Через него проходил путь Наполеона в Россию. Старинный уездный городок на высоком обрывистом берегу Бзуры издали казался очень живописным. Особенно красив был на фоне белоснежных домов старинный костел. Но по мере того как мы подъезжали к городу, красота его начинала блекнуть.
Бой здесь длился более четырех часов. Противник сопротивлялся изо всех сил, и многие здания были серьезно повреждены, а мост через Бзуру - взорван. Советские танкисты, освободив город, взяли много пленных.
По сквозной улице беспрерывно двигался на запад поток советских и польских солдат. Местное население тепло их приветствовало.
Ночь в Сохачеве прошла в напряженной работе. Из соединений ежечасно приходили различные донесения, и надо было срочно решать многие вопросы. К счастью, и штаб, и все виды связи работали четко, словно хотели полностью реабилитировать себя за промахи, допущенные в ходе Варшавской операции.
Существенную помощь оказал мне поручник Зигмунт Гуща, только что назначенный адъютантом. Учитель по профессии, образованный и энергичный офицер, он отличался инициативой, исполнительностью. Гуща обладал солидным боевым опытом - еще под Ленино командовал пулеметным взводом. Со временем он стал моей правой рукой. Достаточно указать, что я доверил адъютанту такое ответственное дело, как ведение карты командующего армией. Гуща наносил обстановку настолько полно и аккуратно, что я мог легко ориентироваться и доложить по карте любые данные, если даже меня будили среди ночи.
Адъютант выполнял обязанности четко. Любое распоряжение - и в этом я был уверен - будет взято на заметку и незамедлительно передано исполнителю. Поручник обладал отличной памятью. Эти его качества особенно проявлялись при выработке решения на бой или операцию, когда требовалось принять во внимание или уточнить сотни всевозможных цифр.
Забегая вперед, скажу, что Гуща работал адъютантом до конца войны. Потом он снова перешел служить в войска. Его способности были оценены по достоинству. Зигмунт Гуща командовал полком, дивизией, корпусом, войсками округа. В звании генерала дивизии он был назначен на должность вице-министра просвещения и воспитания ПНР, избран депутатом Сейма Польши.
Однако вернемся к той бессонной ночи в Сохачеве, когда на меня обрушился поток срочных телеграмм из войск.
Среди радиограмм, поступавших из соединений, многие были тревожными: сказывался недостаток горючего. Вот поступили донесения из 1-й танковой бригады, вновь перешедшей в наше подчинение: "Горючее на исходе, артиллерия встала, завтра остановятся танки, второй эшелон двигаться дальше не может".
Неожиданно в полночь приехал Радзиванович. Зная его нрав, я приготовился к буре, не сомневаясь, что и кавбригада осталась без горючего. Из-за недостатка транспорта она, кстати, всегда испытывала больше трудностей, чем другие соединения.
К моему удивлению, комбриг весь светился радостью.
– Нашел лошадей для своих улан! - выпалил он. - Четыреста голов! Правда, не все кавалерийские, но это не беда... Наконец-то мои жолнежи станут настоящими кавалеристами. А то стыдно форму носить.
– Поздравляю, - обрадовался я. - Вот вам и транспорт! И горючего не надо.
– Да, но мне нужны седла, - заявил Радзиванович.
О наличии седел мог знать только мой заместитель по тылу генерал Цуканов. Быстро связавшись с ним, я пригласил его прибыть в Сохачев.
В два часа ночи Цуканов был у меня.
– В ближайшие сутки горючее едва ли поступит, - доложил он. - Тылы фронта отстали далеко. А поскольку в первую очередь снабжаются танковые армии, нам надеяться не на что.
– А как дела с седлами? - не утерпел Радзиванович.
– Седла есть, - успокоил его Цуканов. - Только и они пока далеко в тылу. Но я распорядился о доставке. Куда их вам подвезти?
Вместе с Радзивановичем они уточнили на карте место, где через полтора суток окажется кавбригада.
Затем вновь начали думать, где брать горючее. Решили бросить в войска клич: "Ищите бензин сами и везде: в подбитых машинах, на предприятиях, в лесах, где могут быть замаскированы бензохранилища противника".
Солдатская находчивость и изобретательность поистине безграничны. Удалось разыскать и горючее. И соединения вновь двинулись в наступление. Правда, часть артиллерии вынуждена была остаться на месте, но основная масса войск пошла вперед.
Вечером 22 января 7-й полк 3-й пехотной дивизии, наступавший во втором эшелоне, подошел к уездному городу Влоцлавек и неожиданно попал под огонь гитлеровцев, хотя советские войска еще несколько часов назад освободили эти места. Выяснилось, что при появлении советских танков враг бежал из города, а когда танкисты прошли, вернулся назад. Запылали дома, началась расправа над гражданским населением.
Командир полка Станислав Русьян, молодой, смелый и энергичный майор, был скорее обрадован, чем огорчен возникшим препятствием. Он считал, что продвижение вперед без стычек с противником плохо влияет на боеспособность солдат и поэтому полезно время от времени меряться силами с врагом.
Передовой батальон с ходу атаковал противника. Но гитлеровцы и не оказали сильного сопротивления. Во всяком случае, на городских улицах вражеских трупов оказалось куда меньше, чем пленных, вышедших из подвалов и слезших с чердаков.