Товарищи в борьбе
Шрифт:
– Варшава сильно разрушена, - заявил Болеслав Берут. - Но есть мнение сохранить ее столицей и в кратчайший срок восстановить. С другой стороны, высказываются предложения перенести польскую столицу в Краков. Давайте обсудим.
Большинство товарищей считали, что с Варшавой связана вся история нашего государства. Варшава и должна остаться столицей Польши. Польский народ восстановит ее, и она станет еще краше.
На том единогласно и порешили.
– Теперь прошу на ужин в честь освобождения Варшавы, - пригласил Берут.
В зале собралось около двухсот человек. Быть может,
С большим вниманием мы выслушали выступление Болеслава Берута.
– Приятно сознавать, - сказал Берут, - что и польский народ вносит свой военный вклад в разгром фашизма. Дружба и братство по оружию между Красной Армией и Войском Польским имеют огромное значение в деле победы над гитлеризмом. Без помощи со стороны Советского Союза мы не могли бы создать современную боеспособную армию.
За окнами быстро темнело. Город, лишенный света, погружался во мрак. Светлым островком в нем был, пожалуй, лишь этот зал, в котором тускло горели лампочки, питаемые агрегатом ближайшей воинской части. Не хотелось уходить отсюда, но в Пясечно меня ждали срочные дела.
Хотя на улицах иногда раздавались выстрелы (кое-где в руинах еще прятались гитлеровцы), я решил немножко пройтись пешком.
В сгустившихся сумерках впереди показалась высокая фигура в легкой шубке. Женщина шла мне навстречу в сопровождении двух польских офицеров, и лицо ее показалось знакомым. Тут же вспомнил его по портретам в газетах и журналах - Ванда Василевская! Она шла, не поднимая головы, погруженная в скорбное раздумье. Я шагнул к ней, представился. Ванда Василевская молча протянула мне руку и, ничего не сказав, пошла дальше.
– Что с ней? - спросил я офицера. - Не больна ли?
– Была на месте еврейского гетто, - негромко ответил тот. - Глубоко потрясена всем, что увидела там и узнала...
Я сел в машину и, перебирая в памяти все впечатления этого дня, поехал в Пясечно. Я думал о пане Михале и тысячах других жителей польской столицы, отравленных ядом реакционной пропаганды эмигрантского правительства. Эти люди готовы были обвинить Красную Армию в том, что она не протянула руку помощи варшавским повстанцам в трагическую минуту. И вот теперь я твердо решил противопоставить реакционной пропаганде достоверные факты. Мне хотелось изучить архивные документы и оперативные карты, чтобы проследить, как польская реакция спровоцировала выступление варшавян, какие она ставила цели и почему восстание потерпело поражение...
Занятый этими мыслями, я не заметил, как автомобиль завернул во двор, где находился КП армии.
Первое, что увидел там, были пленные. Я решил поприсутствовать на допросе.
...Перед капитаном Станиславом Окенцким стоял гренадер из батальона "Бентин", кряжистый немец из Гамбурга, бывший аптекарский помощник, двадцатилетний Гергард Шюльке. Несколько часов назад он был взят в плен в самой Варшаве солдатами 6-й пехотной дивизии.
Капитан Окенцкий спросил, участвовал ли пленный в карательных действиях против повстанцев в Варшаве. Шюльке долго молчал, искоса поглядывая на меня, затем произнес:
– Да... Нас заставляли...
– Расскажите подробнее.
– Наш батальон находился в Гнезно, когда его вдруг срочно погрузили в вагоны и привезли в Варшаву. В городе шли бои с повстанцами. Ну и... мы тоже заняли позиции у кладбища Повонзки.
– Сколько времени батальон воевал в Варшаве?
– Шесть недель. Он понес большие потери, хотя наступление против повстанцев мы всегда проводили при поддержке минометов, штурмовых орудий, самолетов и артиллерии. Все же к концу из 700 солдат в батальоне осталось меньше половины. Вторая рота вообще перестала существовать. Наибольшие потери наносили нам партизанские снайперы. Они отлично знали город и в случае опасности скрывались, используя подземные коммуникации.
– А "эвакуацией" населения вы занимались? Снова пауза. Шюльке опускает глаза:
– Мирное население Варшавы изгоняли полиция, эсэсовцы...
– А ваш батальон в этом участвовал?
– Да, участвовал. Жители сопротивлялись, прятались. Но когда в городе не стало воды, они вынуждены были покинуть укрытия.
– Почему вы воевали с населением?
– Наш командир роты лейтенант Любке говорил, что надо повсюду сражаться до последнего солдата, что иного выхода нет.
– А теперь вы что думаете?
– Мне уже все безразлично... Я нахожусь в плену, и если вы, господин капитан, не прикажете меня расстрелять, то как-нибудь я переживу все это...
Следующий пленный был в прошлом, по его словам, лесорубом и родился в Лотарингии.
– Из Лотарингии, а в немецкой армии?
– Что было делать? Хотел перебежать во Францию, но гестаповцы поймали.
– Что ж, расскажите нам, как вы выгоняли поляков из Варшавы.
– 6, 7 и 8 сентября наша рота выселяла жителей. Кроме нас этим занимались солдаты других полков и полевая ?кандармерия. Часть солдат окружала улицу, чтобы никто не сбежал, остальные обыскивали квартиры.
– С какой целью?
– Чтобы забрать все ценные вещи... Полякам разрешалось брать с собой только маленькие свертки... Затем всех жителей выгоняли на улицу и отправляли на запад. Не знаю, куда. Потом солдаты еще раз проверяли квартиры, чтобы найти тех, кто скрывался.
– Как вели себя ваши солдаты?
– Некоторые очень жестоко. Они били прикладами женщин, стариков и детей и выгоняли их на улицы. Многие солдаты брали одежду, хорошую обувь, столовую посуду и всякое другое, а потом отсылали домой.
Допрос штабс-ефрейтора из охранного батальона жителя Майнца Виктора Иоганна я уже не хотел слушать: достаточно было прочитать найденное у него письмо от жены:
"...Твоя пятая посылка дошла. Мы очень благодарны. Кашне и кофточка еще очень хорошие, а столовый прибор спрячем до твоего приезда, если будет на то господия воля..." Взглянув с презрением на плюгавенького, заросшего рыжей щетиной гитлеровца, я вышел.
* * *
С тех пор прошло много времени. Мы смотрим теперь на те события как бы со стороны. Нам доподлинно стали известны и понятны причины трагедии варшавского восстания.