Тойво
Шрифт:
– Тут можно было бы сказать «и так далее». Но этого «далее» у России так и не случилось.
– Верно. Но я хочу сказать, что самыми яркими представителями русской литературы всегда была как раз эта мимолётная прослойка переживающей за народ интеллигенции. Протопоп Аввакум при царях. Пушкин, Толстой и Достоевский при императорах. Солженицын, Бродский и Пастернак при генсеках. Акунин и Быков при президентах. Хотя эти, вероятно, вам неизвестны?
– Акунин есть то есть был в библиотеке нашей кафедры в Барслелоне. Но это были книги на английском. А я, честно говоря, предпочитал пользоваться в обучении и в работе всё-таки русскоязычными книгами.
– Ваша библиотека тоже переведена в Париж?
– Возможно, акунинские книги, как английские, сохранились. Я спрошу.
– Не надо. Дейв вдруг стал серьёзным. Хочу попросить вас кое о чем. Вы сможете вспомнить наверняка хоть одну книгу из барселонской библиотеки, если она окажется у вас в руках?
– Ну, некоторые издания были моими настольными книгами, я знаю все их особенности. А кое-где даже смогу найти свои пометки.
– Кто методиств вашей группе? Мадмуазель Кювье? Она же местная? Сможете попросить её принести из библиотеки какое-нибудь издание, привезенное из барселонской коллекции? Любое. Хочу кое-что проверить. Я забегу к вам на днях.
***
Тойво догадался о причинах этой просьбы. Дейв полагает, что книги могли не дойти до Парижа. То, что они покинули Барселонский университет известно, Вальдесы подтвердили это. Но дошли ли они до Новой Сорбонны? Он не задавался таким вопросом. Да и вообще в университет ли они направлялись?
На следующий день, появившись на работе, Тойво попросил Инес, девушку неопределённого возраста, образцовую будущую учительницу, найти в библиотеке барселонскую версию книги Набокова. Дескать, у него смутные подозрения, что в парижской книге, с которой сейчас работала их группа, не хватает кое-каких глав. И возможно, это немного сокращенная версия. Инес не удивилась, ничего не переспросила и пообещала принести. Вечером, однако, она принесла не барселонскую книгу Набокова, а известие о том, что её не существует. Тойво не стал спорить, вышел в коридор и позвонил Вальдесу. Профессор подтвердил, что в его библиотеке был почти полный набор сочинений Набокова, разных изданий на русском языке. И «Защита Лужина» в том числе. Всё это было отправлено под контролем и в сопровождении французского специалиста в Париж. Полную опись отправленного Вальдес пообещал переслать через несколько минут. Тойво вернулся в кабинет, честно передал содержание разговора Инес и задал резонный вопрос.
– Вся ли партия книг дошла до вашей библиотеки?
– Точно не скажу, принимала и составляла картотеку не я. Давай уточню у руководителя нашего информационного центра.
Через несколько минут они уже сверяли два списка: присланный Вальдесом и присланный из местной библиотеки. Выслано 935 экземпляров, на учет поставлено только 82 книги. Инес вспомнила, что и из Рима они получили тоже лишь немногим более сотни русских книг.
– Это была самая первая партия, присланная из других городов. На нашем сайте была торжественная новость по этому поводу. Цифра была опубликована, и я тогда тоже удивилась, что Рим пополнил наши запасы всего на сто изданий. Возможно, остальное отправляется куда-то на склад, хотя я не знаю о наличии у университета каких-то иных помещений, пригодных для безопасного хранения книг. Спрошу у Эганбюри, вопрос, действительно, интересный. Но если ты полагаешь, что наша местная версия «Защиты Лужина» неполная, то давай сверимся с интернетом и найдем самый объемный текст. Ты помнишь, в каких главах могли быть дополнения?
Тойво понимал, что если сейчас они этим займутся, то ничего не найдут, поскольку это была его выдумка про возможную цензуру парижской книги и быстро закончил разговор.
– Я поищу тексты сам, мои ощущения пока интуитивны. Да и к Эганбюри я схожу тоже сам. Жалко, если из тысячи наших барселонских книг до вас дошли только восемьдесят две. Там ведь, действительно было много раритетных изданий.
– Сейчас каждая книга на русском раритет. Надо, кстати, предупредить Бузека и Колмара, что наш бумажный первоисточник, который мы ежедневно так небрежно перекидываем друг другу единственный экземпляр в университете, а то и во всей Франции.
***
Эганбюри попался под руку только на следующий день. Проектом букморфинга он руководил все меньше и меньше. Проводил теперь только еженедельные планёрки и принимал по отдельным вопросам. Вероятно, начало учебного года и преподавательская работа поглотили его. Либо на этом этапе букморферам давалась больше свободы для творческого процесса, и профессор предпочитал не давить своим контролем. Но к Тойво он сохранил свое расположение, возможно, как к самому молодому участнику проекта.
– Привет, Тойво! Ты уже выпил с Бузеком польской водки?
– Образно. На его лекции по русской литературе. Мы всей аудиторией поднимали тост за каждого упомянутого им писателя, и заливали таким образом русскую тоску, которую развёл Бузек.
– Ха-ха! У тебя мрачное чувство юмора, но мне нравится. Откуда оно? Привёз из Финляндии?
– Скорее парижское влияние. Профессор, я хотел поинтересоваться у вас судьбой русской библиотеки, присланной из Барселоны. Многих книг отправленных Вальдесом мне не удалось найти здесь.
– Не может быть! Я лично сверялся со списком. Каких именно книг не достает?
– Со списком Вальдеса? Там 935 экземпляров, а в наличии сейчас только 82.
Разговор был на ходу, но на этих словам Эганбюри остановился и с некоторым подозрением уставился на Тойво.
– Откуда тебе это известно? Инес? Понятно. Я имел в виду, что сверялся со списком русских книг, уже имеющихся в распоряжении университета. В нашу библиотеку отправились только те тома, которых у нас не было. У нас нет возможности принять всё целиком из Барселоны Мадрида, Лондона, Брюсселя, Рима и так далее.
– Но ведь заявлялось, что Париж и Прага станут укрупнёнными центрами, гарантирующими сохранность наследия русской литературы. Что стало с остальными книгами?
– В ваших словах сквозит обвинение в том, что я их сжёг. Успокойтесь: пока все избыточные книги отвозятся в хранилища музея. Как только все города пришлют свои библиотеки полностью, будет принято дальнейшее решение, где и как их хранить.
– Что за музей? Спросил Тойво, и тут же подумал, что это становится похоже на допрос с очной ставкой. Подумал об этом и Эганбюри.
– Молодой человек! Речь идет о программе ЮНЕСКО! Мало того, что всё происходит под строжайшим контролем, но, к тому же, тут ещё и определенная степень конфиденциальности. Я и так сказал вам то, чего не полагается. Я понимаю, вы переживаете за памятные испанские издания, Вальдес тоже высказал всё, что обо мне думает. Но вы не Вальдес, поэтому вернёмся к моему первоначальному вопросу: какой книги из нашей библиотеки вам не достает? И почему она вам вдруг понадобилась?
– Нет, всё в наличии. Сухо ответил Тойво. Просто в барселонском издании «Лужина» были кое-какие мои пометки.