Традиции & Авангард. № 4 (7) 2020 г.
Шрифт:
– Сергеева, отвечайте на вопрос. Вы получаете деньги от Логинова?
– На днях вообще заявил, что фамилию сменит… – это уже больше походило на истерику.
– Сергеева, успокойтесь, пожалуйста… Сядьте. Иван Матвеевич, почему вы не договариваетесь с супругой по поводу дорогих приобретений? По мнению вашей жены, они ставят семью в затруднительное финансовое положение.
– Имею право.
– Суд может вас ограничить в расходовании денежных средств, Сергеев, если…
– Не имеете такого права.
– Сергеев! – молоточек снова оказался в руках судьи. – Я накажу вас за неуважение к суду!
Народ в зале загудел. Сергеев виновато наклонил голову.
– Тишина
Света в помещении суда стало немногим больше – второй день, как небо над Немским затянуло серыми пятнами, словно какая-то неумелая хозяйка постирала голубую скатерть вместе с чёрным линяющим трико. С улицы в зал ступила тяжёлая влажность, какая бывает от нежелания затянувших небо туч разродиться дождём. Мой лоб прошибла испарина, захотелось снять китель. От волн строительного шума ломило зубы – за окном с пронзительным визгом резали плитку. Судья тоже болезненно поморщилась и попросила закрыть окно. Пауза затянулась.
– Может быть, у прокурора есть вопросы?
– Да, с вашего позволения, – я хотел казаться максимально солидным и рассудительным. – Свидетель Логинов, как бы вы охарактеризовали поведение Сергеева в последние два года? Что-то в нём изменилось?
– Если уж честь по чести говорить, то есть такое дело. Ты не взыщи, Иван, это мнение бригады. У нас с выпивкой в коллективе строго – сухой закон, но после сдачи объекта заказчику посидеть с мужиками с устатку, подвести черту стройке – традиция! – Логинов повысил голос. – Так вот, сторониться он нас начал, разговорами нашими брезговать. Да и после смены всё больше один в углу вечерует – наденет свои наушники и глаза закроет. Ребята этого его пижонства не одобряют.
– Может, у него на то была какая-то причина? Заболел человек или дома что случилось?
– Это уж вам у него самого сподручней спросить.
– Тамара Петровна, может, вы знаете причину перемен мужа?
– А тут и думать нечего, господин прокурор, всё ясней ясного, – она резанула меня своим «господин прокурор» почище болгарки за окном. Интересно было бы узнать у неё, почему это судья ей – товарищ, а я – господин?
– Ну поделитесь с нами, пожалуйста.
– Ходит лощёный, словно утюгом разглаженный, одеколоном по утрам брызгается – чего тут не понять? Видно, бес за ребро нашего папку подцепил, – и она обиженно отвернула голову.
– Сергеев, вы можете пояснить суду причины ваших новых увлечений? Ведь съездить за границу – это не на рыбалку сходить, не пачку папирос купить. Накладно для семейного бюджета получается.
– Нет у меня нужных слов, господин прокурор, чтобы объяснить…
– А вы всё-таки попробуйте начать. Это в ваших же интересах.
– Вам ли не знать, что не на все вопросы бывают ответы, – я уловил в его словах некий вызов.
– Честно говоря, не понял вас, Иван Матвеевич.
– Это же вы приезжали в Немский прошлой весной с комиссией по новой школе?
– Сергеев, вы забываетесь… – снова заработал молоточек судьи.
– Светлана Семёновна, спасибо, всё нормально. Понимаю, что не по процедуре, но позвольте ответить. В город ко мне на приём накладно добираться – путь неблизкий, когда ещё свидимся.
Судья непонимающе покачала головой и развела руками. Наверняка в её голове пронеслось: «Балаган!».
– Да, Сергеев, я приезжал.
– Ну и что, есть ответ на тот наш вопрос? А то мы тут, честно говоря, до сих пор в неведении пребываем.
– Мы свою, прокурорскую, часть давно отработали, дело непростое…
– А нам вот тут кажется, что всё просто. Прямо-таки до неприличия.
– Буду признателен за ваши соображения.
Кадык под его волевым подбородком заходил чаще:
– Чего уж тут мудрёного. Нашей старой кирпичной школе сто лет с гаком, не шелохнётся, а новая пять лет не простояла, фундамент ушёл.
Люди в зале опять загалдели. Он мне определённо нравился своей прямотой. Я даже поймал себя на мысли, что завидую ему.
– Любите вы здесь загадками говорить, Иван Матвеевич. И, надо признаться, красиво у вас это получается. Только яснее от ваших загадок и намёков не становится. Давайте вернёмся к вашему делу. Вот супруга говорит, что вы фамилию собираетесь менять. Это правда?
– Да, хочу поменять.
– Тоже вопрос без ответа?
– Отчего же, расскажу. Расскажу, потому как не раз ещё придётся по кабинетам пройтись и объясниться. В прошлом столетии по церковным метрикам значились мы не Сергеевыми, а Сергиевыми, в похозяйственную же книгу после революции фамилию нашу перенесли с ошибкой – покопался тут на досуге в местном архиве. Хочу дедову фамилию носить, восстановить, так сказать, историческую точность. Вот, собственно, и весь сказ.
– У меня больше вопросов нет, Светлана Семёновна.
– Объявляется перерыв на два часа. Истица, соберите цифры в кулак. Столько-то – ваша зарплата, столько-то – мужняя, такие-то, такие-то нецелесообразные покупки. Сделайте расчёт по месяцам, – и опять ударила молоточком.
От прошлогоднего пребывания в Немском у меня остались самые приятные воспоминания о местной столовой. Для членов комиссии тогда накрывали столы в районной администрации, но я предпочитал обедать в одиночестве – слишком уж натужными были попытки найти общие темы с другими участниками проверки. Скорее всего, причина подобной несовместимости заключалась в солидной разнице в возрасте. Столовая возводилась в советские времена, с широким размахом тех лет. Каждая из букв названия – «Столовая» – была искусно встроена в массивный металлический ромб с индивидуальной чеканкой и представляла собой самостоятельное произведение социалистического авангарда. Заведение занимало весь второй этаж торгового центра (оказывается, строили торговые центры и при прежней власти). Признаться, меня поначалу смутили обшарпанные подносы с отбитыми краями и величественные барельефы на стенах во славу ударного сельскохозяйственного труда. Повеяло призраком подзабытого уже студенческого общепита. Но внешнее ощущение оказалось обманчивым – всё, что побывало на моём столе, было очень вкусно, я каждый день с удовольствием обедал и по-новому разглядывал барельефы – мне верилось в довольных комбайнёров и трактористов.
Тогда же я узнал вкус местных маринованных маслят. Похрустывал ими и обещал себе, что приеду летом в эти места по грибы. И вот приехал через год с оказией, приехал за день до процесса, чтобы отвести душу в лесу. Уже с утра я сегодня предвкушал обед в полюбившейся столовой, но после судебного заседания кусок в горло не лез. Аппетит перебили намёки о школе и едкие «господин прокурор». Не нравился мне и общий настрой судьи.
Вместо обеда я решил прогуляться до злополучной школы. За каких-то пятьсот-шестьсот метров мои ботинки изрядно потяжелели от налипшей грязи. Вдобавок ко мне пристал лопоухий беспородный пёс – бежал по пятам до самой школы и громко лаял. Частные деревянные дома с резными от широкой вятской души карнизами и наличниками чередовались со сдержанной архитектурой казённых строений. От безликих каменных кубов магазина и лесничества веяло холодком, несмотря на стоящую духоту. Ухоженные же усадьбы настраивали на иной лад – скамеечки у их аккуратных палисадников приглашали присесть и не спеша полюбоваться немскими теремками вблизи.