Традиции & авангард. Выпуск № 3
Шрифт:
Минутная стрелка отмеряла последнюю четверть часа медленно, как перед казнью. Секундная стрекотала бодрым кузнечиком, но от её крошечных частых шажков время шло как будто не быстрее, а зануднее.
Гора коричневых папок уменьшалась с одной стороны, но вырастала с другой – правда, уже отмеченная фиолетовой печатью «закрыто». Евгений шлепал почти не глядя – все эти дела ему были знакомы. Мериды, стелсы и треки преследовали его мысли разноцветными стаями, и названия, написанные на их стройных рамах, жили собственной жизнью. Когда минутная стрелка задумчиво замерла на
Веня, сидящий напротив, поднял было удивленную бровь и собрался что-то сказать, но промолчал. Отвел глаза. Шумно хлебнул чай из кружки. Нижняя кромка усов потемнела от влаги. Евгений посмотрел на прощание в добрые глаза президента и буркнул – то ли ему, то коллеге, то ли горе бумаг:
– До завтра.
На улице невидимый груз спал с плеч. Мороз, кусавший все утро, теперь подутих – уступив место пушистому ватному снегу. Хлопья скользили по сизым щекам участкового, и он впервые за день расслабленно улыбнулся.
Под ногами стремительно наметало сугробы. Евгений топтался на месте, поднимая то одну ногу, то другую. Любовался тем, как серебристый снежок стремительно заметает четкие ребристые следы армейских ботинок. В блеске фонарей он переливался. От такой красоты в участковских глазах защекотало, поплыло. На ум полезли сказки про снежную королеву и серебряное копытце, и он даже не успевал сердиться на пешеходов, врезающихся в спину и нетерпеливо толкающих в бока. Снег искрился, выхваченный светом светофора. Желтым окном шаурмячной. Красным лучом фары. Двумя золотыми семерками ломбарда.
Евгений прищурился. И точно: проба турецкого золота лишилась сотенного порядка.
Глава 3. Электрическая цепь
11.01
Вокруг островами лежали исчерканные листки. Там и сям синие строчки пересекались кофейными разводами и пеплом. Евгений Борисович, нарушая мамины запреты и собственные принципы, курил прямо в спальне. Согласно его собственному суеверию, кофе, сигареты и черканье непременно привели бы его к разгадке. Но сейчас это больше походило на затянувшийся чемпионат по шарадам среди одиночек.
А, О, О, 77. Позже к ним добавились П от «Гомеоптеки», Р от кофейни с красочным названием «Борщ». С от магазина взрослых игрушек «Стрессекс»… За прошедший месяц участковый узнал столько новых слов и побывал в стольких разных местах, что предыдущая жизнь показалась только учебой, тренировкой перед навалившимся запутанным делом. Собранных злодеями букв хватило бы на новую длинную вывеску, а налитая в замок вода наводила подозрения на местную фирму, торгующую дверным оборудованием. «Проверить эту версию», – думал Евгений, хлебая остывший кофе. Сон мучительно не шел, хотя стрелка двигалась к шести утра субботы.
Сидя на темном, пропитанном болью и супом ковре (мама будет ругаться), Евгений Борисович ощутил себя песчинкой в волнах темного океана. Кругом наползали темные монстры, размахивающие щупальцами, и нечленораздельно рычали каждый на свой лад. Он глубоко вздохнул, нащупал под носком пульт и нажал на красную кнопку – и тотчас щебет кулинарного шоу перебил его тягостные видения.
Субботние утренние передачи никогда не отличаются кровожадностью или напором. Субботние утренние передачи – это плеск ручейка. Никаких тебе перестрелок – только сравнение овсяной и гречневой каши. Миловидная женщина в круглых очках советует добавлять в гречневую кашу мед и инжир для придания внезапных оттенков, и Евгений морщится, представив нелепый вкус на языке. Когда стрелка добирается до шести, женщину в переднике сменяет женщина в строгом костюме. Новостница вещает о каких-то вещах, но Евгений не слушает. Он растворяется в журчанье её речи. Он пытается запомнить, какой знак изображают губы при произнесении звука. В тот момент, когда ему показалось, что он почти научился, экран перекрывает черно-белый портрет мужчины с отдаленно знакомым лицом.
Разыскивается. Особо опасен… Если вы что-то знаете о местонахождении этого человека, немедленно сообщите по этому очень длинному номеру телефона, который невозможно запомнить. Или наберите «02». Евгений Борисович ухмыляется: все-таки его сосед сдержал обещание. «Особо опасным» являлся некий гражданин Озерцов В. Ю., по профессии электрик.
Вследствие увлечения идеями протеста объявил самого себя вершителем и принялся отрезать от сети загородные дома мелких и крупных чиновников. Делал он это хитро: приходил в своей обычной форме для «проверки оборудования» и что-то такое вытворял с щитком, что ровно спустя час после его ухода свет гас повсюду. Собственно, это все прошло бы незаметно и было бы обычным хулиганством или некомпетентностью, но однажды он устроил «проверку» как раз перед свадьбой дочки крупной шишки Вяткина.
На этой свадьбе Озерцов превратился из хулигана в настоящего террориста – взял в заложники невесту и сбежал. Евгений Борисович цокнул языком по нёбу. История была мутная и темная. С тех пор электрика искали с особым тщанием, но безуспешно, а свет продолжал гаснуть то в одном элитном поселке, то в другом – словно гигантская невидимая рука передвигала клавишу выключателя.
Впрочем, к пропаже букв это отношения не имело.
Или?.. Рука участкового замерла на полпути к пульту. Равнодушно посмотрел на него исподлобья грубо собранный фоторобот. Посмотрел и исчез.
Следом уже выросла новая фотография – круглое девичье личико. Она смотрела не исподлобья, а сбоку, кокетливо вытянув блестящие розовые губы, и если бы не приписка «пропала без вести», то можно было бы решить, что тревожную ноту после портрета преступника сбавляют рекламой сайта знакомств. Но большой палец уже опускается на красную кнопку – и вот, мигнув на прощание кошачьим зрачком, экран погас.
Евгений Борисович упал на диван.
И, словно получив эстафетную палочку, в соседней комнате встала со своей кровати его мать.
Дуня таскала драгоценный груз наравне с братом, хоть и давалось ей это тяжелее. Большие буквы упирались металлическими каркасами в голый подбородок, нещадно жглись железом. Молчаливый брат раскладывал буквы деловито – вдоль прочерченной на заснеженной крыше ботинком линии. Пока Дуня волокла алую «а» (которая в выключенном виде казалась вовсе не алой, а темно-коричневой), брат выложил начало – оставив пробел для неё.
Дуня уложила ношу. Отошла назад. Почти все было собрано, не хватало каких-то двух букв, но и времени оставалось мало.