Трафальгар стрелка Шарпа
Шрифт:
– Зря вы заглядываетесь на эту штуку, сэр. Я приберегаю ее до тех пор, пока мы не ступим на неприятельский борт. С этой семистволкой мы враз очистим палубу от чертовых ублюдков!
Шарп не был ни морским пехотинцем, ни нортумберлендцем, к тому же вышел в офицеры из простых солдат. Стоило ли удивляться, что Армстронг ему не доверял! И все-таки этот коренастый и невежественный тип был лучшим рубакой из всех, что встречались Шарпу.
На баке расположились также две из шести тридцатифунтовых корабельных карронад. С пушкой, что стояла по левому борту, управлялся Задира – бывший раб из команды боцмана Хоппера. Чернокожий гигант, как и прочие канониры, обнажился до пояса и повязал голову шарфом.
– Скоро будет жарко, сэр, –
Поверхность моря перед «Пусселью» рябило от ядер, но ни один из снарядов еще не достиг палубы и мачт. «Темерер» так и не смог перегнать «Виктори» и теперь шел по правому борту флагмана. Шарп видел, как словно по волшебству в его парусах появляются дыры, заставляя материю содрогаться. Перебитые тросы трепетали на ветру. Шарпу казалось, что «Виктори» и «Темерер» плывут прямо на четырехпалубного гиганта «Сантисима Тринидад».
– Мы попадем под обстрел минут через пятнадцать, – ответил Задира на невысказанный вопрос Шарпа.
– Удачи, Задира.
Чернокожий гигант осклабился.
– Не родился еще белый, который меня одолеет, сэр. Раньше-то они со мной не слишком церемонились, а теперь пришла наша очередь – моя и моей безжалостной крошки. – Он похлопал по стволу карронады – самого сокрушительного орудия, которое Шарп видел в жизни. От пехотных пушек карронада отличалась длинным стволом и с виду больше походила на бесформенный котелок или кастрюлю. Колес у лафета не было, поэтому при отдаче ствол скользил прямо по палубе. Устрашающе зияло широкое дуло, внутри которого располагались тридцатифунтовое ядро и деревянный бочонок мушкетных пуль. Карронада не отличалась особой меткостью, но с расстояния в несколько ярдов изрыгала на вражескую палубу сноп металла, грозя выпустить кишки целому батальону.
– Эту штуку придумали шотландцы, сэр. – За спиной Шарпа возник Армстронг. Сержант презрительно фыркнул. – Варварское орудие, сэр. Да и артиллерист у нас варвар, – добавил он, посмотрев на Задиру.– Если мы захватим вражеский корабль, Задира, – приказал Армстронг, – держись рядом со мной.
– Есть, сержант.
– Почему рядом с вами? – поинтересовался Шарп, когда они с сержантом отошли от карронады.
– Потому что если этот черный дикарь полезет на врага, все бросаются врассыпную. Сущий дьявол, сэр. – В тоне Армстронга слышалось неодобрение – Задира определенно не был нортумберлендцем. – А вы, сэр? – подозрительно спросил Армстронг. – Останетесь с нами? – Армстронга мучил вопрос: собирается ли Шарп покуситься на его авторитет?
Шарп мог бы принять командование, но понимал, что пехотинцы принесут больше пользы, подчиняясь Армстронгу. Однако прапорщик не собирался, подобно юным офицерам, праздно расхаживать по баку, чтобы почти наверняка сложить голову под вражескими пулями. Армстронг знал свое дело, пехотинцы Ллевеллина были превосходными солдатами, поэтому Шарп не видел особой доблести в джентльменском презрении к неприятельским снарядам. Он и сам умеет стрелять.
– Спущусь-ка я вниз, – отвечал он сержанту, – выберу мушкет.
Пока Шарп спускался к камбузу, снаряды начали шлепаться в воду рядом с бортом «Пуссели». Обычно внизу бывало многолюдно, теперь пустой и холодный камбуз выглядел заброшенным. Матросы залили огонь, и две корабельные кошки, вылизывая шерстку, недоумевали, куда девалось привычное тепло. Канониры сидели на корточках рядом с орудиями. Иногда кто-нибудь открывал орудийный порт и высовывался наружу, чтобы бросить взгляд на неприятеля, и тогда внутрь сумрачного помещения проникал яркий луч.
Слабый свет сочился сквозь широкие окна кают-компании на корме. В полумраке за закрытыми портами, словно связанные чудовища, маячили самые большие корабельные орудия. Обычно дула поднимали вверх и туго привязывали. Теперь стволы опустили, а лафеты подвинули к закрытым портам. Отсюда грохот вражеской артиллерии казался далеким нудным бормотанием. Шарп спустился в кубрик, освещенный приглушенным светом фонарей. Теперь он находился ниже ватерлинии. Артиллерийский погреб охраняли морские пехотинцы с мушкетами. Им было велено никого не впускать за пропитанную морской водой кожаную занавеску. Шарп попросил у одного из мальчишек в войлочных шлепанцах (их называли «пороховыми мартышками») поискать для него патронную сумку, другому велел найти пистолетные патроны, а сам отправился дальше, в небольшую оружейную, чтобы приглядеть себе пистолет. Тяжесть пистолета напомнила ему о Грейс. Он проверил кремневые замки.
Шарп поблагодарил мальчишек и поднялся на нижнюю палубу, где прикрепил сумки к поясу. Корабль слегка качало на волнах, и вдруг палуба под ногами Шарпа вздрогнула – первый снаряд поразил надводную часть «Пуссели».
– Ну вот, лягушатники и нас взяли на мушку, – произнес чей-то голос во тьме.
– И воздай нам по грехам нашим, – нараспев бубнил другой голос, но закончить молитву не успел.
– Открыть порты! – прокричал пятый лейтенант Холдерби, а корабельные старшины повторили приказ канонирам на носу.
Одновременно открылись все тридцать портов нижней палубы. Дневной свет упал на три гигантские колонны – корабельные мачты – и снующую толпу полуголых матросов. Пушки стояли в положении отката, туго натянув веревки.
– Выдвинуть стволы! – снова прокричал Холдерби.
Канониры бросились к пушкам – массивная палуба задрожала, когда они поволокли их к открытым портам. Холдерби, в шелковых чулках и шитом золотом мундире, нырнул под низкую балку.
– Залечь между орудиями! Между орудиями! Отдохните, джентльмены, пока есть время. Всем лечь между орудиями!
Чейз приказал команде улечься на пол ради безопасности. Тяжелые орудийные стволы должны были стать для канониров защитой от ядер, пробивших палубу. Мысль о снарядах, крушащих палубу его дорогой «Пуссели», заставила капитана вздрогнуть. Хаскелл вопросительно поднял бровь, и Чейз улыбнулся.
– Они разнесут нас в щепки, как думаете?
Хаскелл постучал по перилам шканцев.
– Французы строить умеют, сэр.
– Да уж, умеют. – Чейз привстал на цыпочки, пытаясь разглядеть «Ройял Соверен». – Двадцать три минуты под огнем, – восхищенно воскликнул он, – и все еще на плаву! Да под каким огнем!
Правая колонна британцев уже готовилась протаранить вражеский строй, но «Пуссель» находилась в левой. Ей только предстояло пройти под шквалом неприятельской артиллерии, не имея возможности открыть ответный огонь. Чейз сморщился, заметив, что в парусах начали появляться дыры от снарядов. Испытание началось. По правому борту поднялся фонтан, обрызгав расчет одной из карронад.
– Водичка-то холодна? – обратился капитан к обнаженным до пояса матросам.
– А мы не купаться собрались, сэр, – пришел ответ. Корабль, плывший впереди, подвергался еще более жестокому обстрелу. Чейз понимал, что с каждой секундой «Пуссель» приближается к настоящему пеклу. Стоило капитану подумать об этом, как тяжелый снаряд снес кат-балку по правому борту – только щепки разлетелись по баку. Внезапно Чейз заметил, что давно уже нервно перебирает пальцами правой руки по бедру, и усилием воли заставил себя успокоиться. Его отец, воевавший с французами лет тридцать назад, ужаснулся бы подобной тактике. В те времена линейные корабли подходили друг к другу с сугубой осторожностью, боясь повредить хрупкие нос и корму, а ныне британский флот несся на врага, словно разъяренный бык, не заботясь о повреждениях. Эх, знать бы, подумал Чейз и коснулся молитвенника в кармане, установил ли каменщик плиту на отцовской могиле или камень по-прежнему пылится на церковных хорах?