Трагедии моря
Шрифт:
Наступал ноябрь. Гавани уже начали покрываться ледяной шугой, а баски все еще выжидали. Но вот наконец наблюдатели замечали с самого высокого места у самого восточного лагеря Ксато (ныне Шато-Бей) приближающийся авангард «китов Большого залива», идущих на юг вместе с лабрадсЗрским течением. Киты то и дело показывались на поверхности, выдувая фонтаны водяных брызг, и вскоре небо казалось подернутым легкой морозной дымкой.
Со всех стоянок одна за другой навстречу приближающейся китовой армаде выходили флотилии вельботов. Бросая вызов тонкому льду с острыми, как у бритвы, краями, ледяному туману, снежным шквалам и морозному ветру, гребцы налегали на весла, преследуя китов с неистовым усердием, заставлявшим забывать все, кроме одного — упрямого желания убивать. Перед одержимыми
Опасность была вполне реальной. В 1577 году зима началась в первых числах декабря и сильные холода держались до самой весны. Быстро достигший большой толщины береговой припай преградил выход из гавани большинству судов китобойной флотилии басков. Едва ли половина китобойцев сумела прорваться из гавани на юго-запад в залив Св. Лаврентия, а оттуда через пролив Кабота — в Атлантику. Для остальных же 25–30 судов и более 2000 моряков путь к отступлению был отрезан. В течение долгих пяти месяцев они были вынуждены терпеть жестокий холод и, голодая, мучиться от приступов цинги. Прежде чем весна освободила суда из ледового плена, умерли 540 человек. Но даже такой жестокий удар судьбы не умерил алчности стремившихся к наживе ассоциаций китобойных дельцов; в следующем, 1578 году в эти места вернулась более мощная, чем обычно, флотилия басков, рискуя людьми в азартной декабрьской погоне за жирными китами Большого Залива [90] .
90
В 1983 году землекопы обнаружили на месте бывшей стоянки басков в Ред-Бей скелеты двух десятков людей, причину смерти которых установить не удалось. Скорее всего, они умерли от цинги.
Когда истребление западного стада сарды за недостатком жертв пошло на убыль, волна опустошения обрушилась на северные подступы к Морю Китов. Еще до разгрома в 1588 году армады испанские баски уже вовсю истребляли китов Большого Залива с той беспощадной целеустремленностью, которую воспламеняет в людях страсть к обогащению. Получив свою долю, они вышли из промысла, и их место заняли французские баски, которые, согласно данным Шамплейна, в первые десятилетия XVII века получали с добываемой ими ворвани ежегодно по 200 000 ливров. Но, как мы уже знаем, баски к тому времени быстро теряли свою монополию в китобойном промысле.
Началом конца этой монополии явилось событие, которое произошло в 1607 году, когда отважный исследователь Генри Гудзон направил свое судно в практически неисследованные арктические моря в поисках прохода в Китай вокруг Азии. Гудзон преодолел сотни миль арктического пака, открыв далекий остров, который он назвал «Гудзоновым берегом» (остров Ян-Майен), и исследовав часть островов архипелага Шпицберген. Гудзону не удалось найти того, что он искал, зато он сообщил об «огромных запасах китов» громадной величины, которыми, казалось, были переполнены арктические моря.
Известие об этом открытии быстро облетело столицы Северо-Западной Европы, вызвав большой ажиотаж в деловых кругах — ведь если бы эти сведения оказались верными, то это означало бы существование нового источника ворвани, по крайней мере не беднее того, которым по преимуществу распоряжались в Западной Атлантике баски. В конце концов сначала англичане, а затем голландцы отправили свои суда на разведку в арктические воды. К 1612 году там развернулась новая лихорадочная конкуренция в погоне за ворванью.
Вначале в новом районе китобойного промысла господствовали англичане, которые неточно нарекли его Гренландским морем, включив в него все воды между Восточной Гренландией и Новой Землей. Затем на штурм китов бросились голландцы. В холодных фиордах Шпицбергена между соперниками происходили стычки и даже ожесточенные сражения. Впрочем, они не шли ни в какое сравнение с их общей войной против исполина, которого они впоследствии назовут гренландским китом.
К 1622 году одни только голландцы отправили на охоту за китами в ледяные воды Шпицбергена триста судов и от пятнадцати до восемнадцати тысяч моряков. На одном лишенном растительности островке они построили летний поселок, дав ему подходящее название Смееренбург — «город китового жира». Каждый год в его вонючую гавань привозили на буксире до 1500 туш гренландских китов на разделку и вытапливание ворвани. Неизмеримо больше китов было уничтожено как англичанами, так и голландцами с временных береговых баз, разбросанных по всему архипелагу.
Через несколько лет монополия басков была «смыта» хлынувшим на европейские рынки потоком арктической ворвани. Какое-то количество французских басков продолжали, хотя и в значительно меньшем масштабе, бить китов в водах Нового Света, но большинство бывших китобоев занялись промыслом трески или нанялись гарпунерами на голландские или английские суда, промышлявшие китов в новых районах Гренландского моря.
Киты Большого Залива получили подобие передышки на местах их зимовок, но холодные арктические воды летних пастбищ по-прежнему алели от пролитой крови. К 1640 году гренландского кита (он же кит Большого Залива) преследовали во всей европейской Арктике. Вскоре старая история повторилась заново. С усилением интенсивности промысла сокращалось поголовье и обострялась конкурентная борьба за добычу китов, оставшихся в живых. В 1721 году — спустя столетие после начала бойни в Арктике — в водах Гренландского моря вели промысел 445 китобойных судов из полдюжины стран и каждому из них удалось добыть в среднем пару китов. К 1763 году среднегодовая добыча на судно сократилась до одного кита, но и с убитых китов теперь получали от двух третей до половины того количества ворвани, которое раньше давали исполины, добытые в водах Шпицбергена.
Киты — животные-долгожители. При благоприятных условиях гренландский кит мог дожить примерно до шестидесятилетнего возраста и, не прекращая расти все это время, достичь 23-метровой длины. К концу XVII века такая долговечность если и была «пожалована», то лишь немногим уцелевшим китам. К 1770 году кит длиной в 18 метров уже считался «большим», и из года в год все более привычной становилась добыча еще более мелких и молодых китов. В конце концов это привело к тому, что свыше половины добычи составлял «молодняк» — вскармливаемые матками первогодки.
Покончив с самыми отборными китами в Гренландском море, голландцы отправились в поисках добычи в дальние края, и некоторые из их судов, обогнув мыс Фарвель, вошли в Девисов пролив. Там они наткнулись на не тронутую промыслом популяцию гренландских китов, и началась новая бойня. Голландцы попытались монополизировать промысел китов в новом районе, но, влекомые обещающим наживу запахом ворвани, сюда устремились и английские китобои. Тем временем молодой, но энергичный китобойный промысел Новой Англии также почуял, что с севера тянет ворванью. Примерно в 1740 году ее китобои обнаружили места зимовки китов, которых они окрестили «головастыми», однако первые попытки воспользоваться этим открытием успеха не принесли, поскольку в то время район залива Св. Лаврентия все еще оставался французским, закрытым для англичан. Поэтому промысловики из Новой Англии прибегли к тайному промыслу, скрытно захватывая в сезон охоты некоторые старые стоянки басков или устраивая новые в небольших заливах Южного Лабрадора или полуострова Пти-Норд на Ньюфаундленде.
Поскольку промышлявшие треску французские рыбаки на этих берегах не зимовали, пользуясь ими и их гаванями только с июля по октябрь, промысловикам из Новой Англии нужно было лишь подождать, когда французская рыболовная флотилия отправится в Европу; после этого они могли высадить на берег своих китобоев на зимовку, в то время как их плавучие базы отправлялись в более теплые воды для охоты на кашалотов. Как можно раньше следующей весной, смело преодолевая дрейфующий на юг арктический лед, шхуны возвращались на север, чтобы успеть до возвращения французской флотилии снять и вывезти с берега зимовавшие команды и заготовленные ими ворвань и китовый ус. Французские баски или не знали, что происходит, или не придавали этому особого значения.