Трагедия 1941-го года. Причины катастрофы.
Шрифт:
Утром 9 июля две боевые группы 6-й танковой дивизии начали наступление с плацдарма у Карамышево. Шедшая правее группа «Зекендорф» атаковала на восток, в направлении на Порхов. Группа «Раус» сначала наступала на север, заняла Загоску, вышла к Лопатово и лишь здесь повернула по шоссе на восток. В этих условиях части 41-го стрелкового корпуса 118-й стрелковой дивизии, опасаясь обхода с востока, утром 9 июля оставили город Псков и начали отступление на Гдов.
На следующий день группа «Раус» была остановлена упорной обороной советских войск в районе Ямкино в 40 км от Карамышево. По описаниям Рауса, советские войска крайне умело применяли здесь тяжелые танки KB — а у немцев не было 88-мм зениток, которые ранее забрал Манштейн. В итоге приказом Гёпнера от 11 июля 6-я танковая дивизия была вновь развернута на север, для содействия 1-й танковой дивизии в наступлении
После оставления Пскова последовали оргвыводы. Уже 9 июля член Военного совета фронта корпусной комиссар В. Н. Богаткин докладывал начальнику Главного политического управления РККА о неблагополучной обстановке на фронте, об отсутствии организованности, потере командирами управления во время боевых действий, незнании начальниками положения вверенных им сил. 11 июля был снят с должности и арестован командующий ВВВС фронта генерал-майор авиации А. П. Ионов. Вслед за ним был арестован и отдан под суд командир 41-го стрелкового корпуса И. С. Кособуцкий — угроза Ватутина «отвечаете головой» была выполнена, хоть и с некоторым опозданием. 19 июля был арестован командир 118-й стрелковой дивизии генерал-майор Н. М. Гловацкий, обвинявшийся в отводе войск без приказа и сдаче противнику Пскова.
На следствии Гловацкий виновным себя не признал, заявив, что приказ об отходе 118-й дивизии был отдан командиром корпуса, причем об одновременном отводе 111-й стрелковой дивизии Гловацкий информирован не был. Кособуцкий эти обвинения отрицал. В нашем распоряжении не имеется материалов дела, а по очень краткому его изложению в работе Черушева [425] невозможно понять, какие именно обвинения предъявлялись каждому из командиров и что из них было подтверждено документами.
425
Черушев Н. С. Удар по своим. Красная армия 1938–1941. С. 442–443.
В итоге 26 июля 1941 г. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Н. М. Гловацкого к расстрелу, И. С. Кособуцкого — к 10 годам лишения свободы. Через год, в связи с ходатайством о помиловании, бывший генерал Кособуцкий был освобожден и направлен на Юго-Западный фронт помощником командующего по формированию. 30 октября 1943 г. с него была снята судимость, войну он закончил командиром 34-го стрелкового корпуса, получив в сентябре 1944 г. звание генерал-лейтенанта. Н. М. Гловацкий, подобно многим другим генералам, осуждённым за дело и не за дело, был реабилитирован решением Военной коллегии Верховного суда от 8 декабря 1958 г.
В чём же причины поражения Северо-Западного фронта? Почему его войска, имея несколько удобных естественных и искусственных оборонительных рубежей, не смогли задержать противника ни на одном из них?
Безусловно, немецкие войска имели преимущество в живой силе и подвижности. Только по количеству автотранспорта группа армий «Север» превосходила Северо-Западный фронт в несколько раз [426] . Это превосходство усугублялось тем, что дивизии второго эшелона прибывали к фронту постепенно, часто — с большими задержками из-за ситуации на железной дороге, и поэтому противник имел возможность громить советские войска по частям, получая на каждом этапе боевых действий подавляющее численное превосходство.
426
Общее превосходство немецкой армии на Востоке над силами РККА в приграничных округах по количеству автомашин было четырехкратным — 600 тысяч против 150 тысяч. Даже с учетом того, что наибольшее количество моторизованных соединений имела группа армий «Центр», группа «Север» все равно была моторизована в два или три раза лучше, чем противостоящие ей советские войска.
Следующая группа причин — объективное состояние советских войск. Ни для кого не секрет, что уровень технического оснащения немецких войск был существенно выше, при превосходстве немецких технологий иначе и быть не могло. Советские танки могли превосходить немецкие по табличным характеристикам, таким как калибр орудий или толщина брони, но на практике были гораздо менее надежны и удобны в практическом использовании,
В таких условиях глубокие танковые удары становились бессмысленными — даже там, где имелась возможность их наносить. Поэтому советское командование было вынуждено «раздергивать» механизированные соединения, передавая их для усиления стрелковых частей и соединений, то и дело создавая на различных участках импровизированные «боевые группы» из танков и пехоты. Позднее, в 1944 г., к подобной тактике станут прибегать и немцы.
Отдельно следует сказать о состоянии связи. В этой области превосходство немецких технологий дало о себе знать наиболее болезненно. В условиях маневренных действий проводная связь, особенно в передовых подразделениях, оказывается ненадежной и негибкой; огромное значение приобретает радиосвязь. Однако в советской пехоте передвижные радиостанции на автомобильной базе имелись только на уровне корпусов, часто их не было даже в дивизиях, а переносные радиостанции отсутствовали вообще. Несколько лучше обстояло дело в танковых войсках — радиопередатчиками оснащались машины командиров батальонов, хотя на уровне взводов, а иногда и рот связь все еще осуществлялась флажками либо ее не имелось вообще. Однако и здесь могли подстерегать неожиданности — так 6 июля была утрачена радиосвязь штаба фронта со штабом 1-го механизированного корпуса, и возобновить ее удалось только после отхода корпуса от Пскова. Но в любом случае танковые подразделения по крайней мере могли доложить о своем местонахождении командиру соединения, передать оперативную или разведывательную информацию. Командиры стрелковых частей и соединений о таком могли только мечтать.
Но даже там, где связь поддерживалась хорошо, могли возникнуть совершенно непредвиденные проблемы психологического плана. Так, генерал-майор П. М. Курочкин, бывший в то время начальником связи Северо-Западного фронта, рассказывает совсем дикую историю. Штаб фронта имел постоянный ради-контакт со штабом окруженной 11-й армии и получал от нее шифрованные донесения. Но в какой-то момент командующий фронтом заподозрил, что с ним ведется «радиоигра» — противник разгромил штаб армии, захватил шифры и радистов и сейчас передает с помощью них фальшивую информацию. Тогда член Военного совета фронта корпусной комиссар П. А. Диброва решил через радиостанцию PAT «клером» вызвать для разговора члена Военного совета 11-й армии. Решение в данной ситуации было вполне логичным — немцы действительно практиковали подобные вещи, и личный разговор между знающими друг друга людьми был единственным способом избежать обмана. Однако на этот раз уже в штабе 11-й армии заподозрили «радиоигру» — и сами прекратили связь со штабом фронта…
В то же время немецкие войска (в первую очередь моторизованные) имели хорошо отлаженную схему проводной и радиосвязи, их передовые и разведывательные отряды были хорошо управляемы «сверху» и могли оперативно информировать руководство об обстановке. В результате немецкое командование имело перед собой полную и цельную картину происходящего, а советское — только ее обрывки, вдобавок искаженные несвоевременностью передачи информации.
Однако перечисленные причины — объективные. А существовали и субъективные. В первую очередь это боевой опыт солдат и командиров. Противник такой опыт имел, поскольку германская армия была отмобилизована уже с августа 1939 г., значительная же часть советских дивизий, особенно второго стратегического эшелона, состояла из призывников, не успевших пройти хоть какое-то обучение.
Безусловно, на этом фоне серьезно выделялись своей подготовкой и боеспособностью кадровые соединения — в первую очередь расположенные вдоль границы стрелковые дивизии, а также танковые части и соединения. Увы, кадровые приграничные дивизии попали под немецкий удар первыми и были либо уничтожены, либо вынуждены пробиваться из окружения, на какое-то время перестав существовать как боевые соединения. Танковые же части, как уже отмечалось выше, оказались не в состоянии вести бой без поддержки пехоты. Наладить же взаимодействие с «чужой» пехотой оказывалось достаточно трудным делом. И здесь вина не только командиров — из оперативных документов хорошо видно, что в небольших «боевых группах», зачастую составленных с миру по нитке и с бора по сосенке, но имевших единое командование и какое-то время на подготовку, взаимодействие танков с пехотой оказывалось куда лучшим.