Трагедия 22 июня: блицкриг или измена?

Мартиросян Арсен Беникович

Слов нет, оно вызвало в первый момент у нас, работников Оперативного управления, некоторое удивление. Но за ним не последовало новых принципиальных указаний относительно Вооруженных сил и пересмотра прежних решений о боевой готовности, и мы пришли к выводу, что это дипломатическая акция нашего Правительства и в делах Министерства обороны ничто не должно измениться. К то му же Н. Ф. Ватутин (первый заместитель начальника ГШ, начальник Оперативного управления.— А М) уже к концу дня разъяснил, что целью Сообщения ТАСС является проверка истинных намерений гитлеровцев. Поэтому считаю неправильным представить Сообщение ТАСС как документ, который якобы устроил и чуть ли не демобилизовал нас»! [185]

185

Василевский А. М. Дело всей жизни. С. 120. Любопытная деталь. В первом издании его мемуаров, в 1974 г. (оно же прижизненное), приведенная выше цитата

фигурировала как сноска — пояснение. Однако в последующих изданиях она не перекочевала в основной текст, в результате чего статус и значимость слов Василевского резко возросли. Его ли это инициатива была или кого-то другого — сейчас уже не установить.

Зачем же Жукову и другим понадобилось на пустом месте наводить несуществующую тень на тем бавее никогда не существовавший плетень? Коньюнктура? А что, Василевский на Марсе писал свои мемуары?!

Таким образом, Сообщение ТАСС от 13/14 июня 1941 г. действительно сыграло свою огромную роль в выяснении истинных намерений гитлеровцев, в проверке данных разведки о дате нападения и в решении вопросов как о союзниках и нейтралах, так и о прикрытии факта выдвижения войск к границам! Более того, оно свидетельствует о глобальном знании Сталиным реальной обстановки в мире!

Понимая абсолютную неминуемость войны с Германией, Сталин шел на продуманно отчаянные шаги и меры, дабы обеспечить, насколько позволяла ситуация, максимально выгодные для СССР стратегические условия втягивания его в неизбежную войну.

Если подвести итог всему вышеизложенному, то, пожалуй, лучше заместителя начальника Управления Генерального штаба генерал-полковника Г. А. Михайлова все равна не сказать. На пике «девятого вала» запредельно разнузданного и безмозглого антисталинизма финишного этапа предательской горбачевщины, генерал в 1989 г. честно заявил: «Вопреки некоторым бытующим представлениям в Центр регулярно поступала достоверная информация о подготовке фашистской Германии к нападению на Советский Союз. С большой точностью были переданы боевой состав, численность, группировка войск противника (к этому следует добавить, что «в мае 1941 г. удалось узнать не только количество стянутых к нашим границам дивизий, во и места их дислокации — вплоть до расположения батальонов, штабов частей. Уточнялись даже огневые позиции отдельных артиллерийских и зенитных батарей» («Красная Звезда», 16 июня 2001 г.), сообщено решение Гитлера о нападении на СССР(оно как раз и последовало 14 июня — Гитлер тогда политически подтвердил распоряжение Гальдера от 10 июня [186] . — А. М.), поступала информация о первоначальных сроках нападения и о последующих изменениях в них. Исследования трофейных документов показали, что данные советской разведки о противнике были очень близки и реальным. Иными словами, информация была. Другое дело — как она использовалась» [187] .

186

Судоплатов П.Разведка и Кремль. М., 1996. С. 139.

187

Аргументы и Факты. 1989. N 4.

Абсолютно верно! А главное — кем и как использовалась? Дойдем и до этого, но сначала о некоторых вершинах в знании о предстоящей агрессии.

Па праву к их числу следует отнести следующее

1. Знали добытые британской разведкой и тогда, естественно, не предназначавшиеся для передачи в СССР оперативные планы германского командовання по разгрому Красной Армии. Эту уникальную информацию нашей разведке передал Дональд Маклейн — выдающийся представитель великолепной «кембриджской пятерки лучших агентов советской внешнеполитической разведки (см.: Очерки Истории Российской Внешней Разведки. М., 2003. Т. 5. С. 78). Более того. Документально знали, что, например, Минск должен был быть захвачен вермахтом на 5-й день агрессии! И хотя, благодаря фантастически беспрецедентному героизму и мужеству простых советских солдат, по факту это произошло только под конец 5-го дня (в ночь на 6-й день) агрессии, тем не менее любого в столбняк и оторопь вгонит то обстоятельство, чго такой «график» агрессии был запланирован еще на рубеже 1936 — 1937 гг., когда не было лаже общей германо-советской границы!

И выяснилось это, как ни странно, только в 1941 г. — во время тщательной работы лучших асов советской разведки с уже упоминавшимся выше графом Нелидовым. Странность же заключается в том, что поскольку информация Нелидова дублировала информацию 1937 г., добытую еще С. М. Шпигельгласом, то такой «график» агрессии должен был быть известен еще тогда, т. е. по данным Шпигельгласа. Странным образом это нигде и никак не отражено…

Сообщая на страницах своих мемуаров, что этот «график» агрессии вместе с иной информацией Нелидова был доложен начальнику ГРУ генералу Ф. И. Голикову в начале июня 1941 г., выдающаяся советская разведчица Зоя Ивановна Воскресенская подчеркнула, что в порядке дополнительного доказательства она привела тогда и документальное свидетельство, полученное из берлинской резидентуры НКГБ. Дело в том, что один из агентов резидентуры — железнодорожный чиновник в Берлине — передал секретный пакет, который разведчики негласно вскрыли и обнаружили там «предписание Главного военного командования Германии, обязывающее этого чиновника прибыть на станцию Минск, начальником которой он назначался, и приступить к исполнению своих обязанностей на 5-й день после начала военных действий» [188] .

188

Воскресенская 3.Под псевдонимом Ирина: записки разведчицы. М., 1997. С. 49.

Попробуйте догадаться, какова же была реакция уже не столько начальника ГРУ, сколько в первую очередь первого заместителя начальника Генерального штаба генерала Голикова? Правильно, ироническое хмыкание…

Стоит ли после этого удивляться, что именно начальник Генерального штаба генерал армии Жуков лично, письменно утвердил постановление на аpecm и предание суду военного трибунала командующего Западным особым военным округом генерала Павлова Д. Г. — ведь кто-то же должен

был своей головой ответить за ироническое хныканье руководства Генштаба насчет «графика» захвата Минска?! [189]

189

Судоплатов П. А. Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год. М., 2001. С. 250.

Хотя, если честно, у Павлова и без того было предостаточно других грехов, свидетельствующих о фактическом предательcmвe… [190]

2. Знали также и о том, что нападение произойдет без объявления войны, причем знали фактически за две недели, соответствующая информация поступала 7, 11, 16 A 18 июня 1941 г. [191]

Кому же в голову взбрело и кто конкретно спустя 54 года, под 50-летие Великой Победы, «нарисовал» гнусную подделку в виде матерной резолюции Сталина на докладной записке разведки от 17 июня 1941 г. [имеется в виду записка наркома госбезопасности В. Н. Меркулова И. В. Сталину, В. М. Молотову и Л. П Берия — Берия в тот период одновременно являлся первым заместителем председателя Совета Народных комиссаров — с агентурным сообщением о готовности Германии напасть на СССР с указанием объектов бомбардировок и назначении начальников военнохозяйственных управлений на будущей оккупированной советской территории, № 2279/М от 17 июня 1941 г., сов. секретно (ЦА ФСБ. Ф. 3 ос. Оп. 8. Д. 58. Л. 1914 — 1916)]?!

190

Между прочим, обратной стороной хрущевской реабилитации Павлова Д. Г. явилось признание вины Жукова! Тем не менее, как вы сами понимаете, «совершенно естественно» вопрос о вине Жукова никогда не возникал. Но за это маршалу пришлось уплатить самую дорогую цену — со стороны военных именно он стал главным инициатором совершенно беспочвенных нападок на Сталина за трагедию 22 июня 1941 г.!

191

История Великой Отечественной войны. Т. 6. С 135; Некрич А.1941 год 22 июня М, 1965. С. 145; Воскресенская 3.Под псевдонимом Ирина: записки разведчицы. С. 8 — 31; Очерки Истории Российской Внешней Разведки Т 3. С. 493.

Ведь покойный к тому моменту предвоенный начальник разведки Лубянки П. М. Фитин еще при жизни описывал это же событие в следующем виде (дело в том, что, ознакомившись с этим спецсообщением, Сталин тут же вызвал к себе и Меркулова, и Фитина). «В кабинете Сталин был один. Когда мы вошли, он сразу обратился ко мне: «Начальник разведки, не надо пересказывать спецсообщение, я внимательно его прочитал. Доложите, что за источники это сообщают, где они работают, их надежность и какие у них есть возможности для получения столь секретных сведений». Я подробно рассказал об источниках информации. Сталин ходил по кабинету и задавал различные уточняющие вопросы, на которые я отвечал. Потом он долго ходил по кабинету, курил трубку, что-то обдумывал (а обдумывать было что, так как к этому моменту Сталин уже знал, что министр иностранных дел Германии И. Риббентроп дал указание германским послам в Риме, Токио, Бухаресте и Будапеште о проведении особой акции по дезинформации, смысл которой сводился к тому, чтобы до сведения правительств этих стран была доведена информация о том, что Германия намерена «самое позднее в начале июля внести полную ясность в германо-советские отношения и при этом предъявить определенные требования» [192] . — А. М.), а мы с Меркуловым стояли у дверей. Затем, обратившись ко мне, он сказал: «Вот что, начальник разведки, нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить (хоть и с перехлестом сказано, но на тот момент, очевидно, по-другому и невозможно было, кстати, и это тоже можно расценивать как очередное подтверждение того, что Сталин ни на йоту не доверял Гитлеру, о чем старательно бубнил Жуков, а затем не менее старательно вторили толпы «толкователей» его лжи. — А. М.). Ясно?». Я ответил: «Ясно, товарищ Сталин». Далее он сказал нам: «Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне» (цит. по газ. Правда», 8 мая 1988 г.)

192

Разобравшись в сути этой дезинформации, Сталин чуть позже использовал этот факт для предотвращения нападения Японии на СССР, на чем рьяно настаивала нацистская дипломатия, ибо на Востоке крайне отрицательно относятся к тому, что партнер и союзник дважды обманывает своего не партнера и союзника в принципиальных вопросах, а за Третьим рейхом перед Японией этот случай как раз и числился вторым после 23 августа 1939 г.

В чем из вышеприведенного со слов непосредственного предвоенного начальника разведки Лубянки П. М. Фитина следует усматривать хотя бы тень намека на матерную резолюцию Сталина?! Ведь нет даже иллюзорной тени намека на какую бы то ни было тень намека!

Абсолютно идентично этот же случай описан и в примечаниях к записке № 2279/М от 17.06.1941 (сс), опубликованных на с. 232 — 233 превосходного сборника документов спецслужб под названием «Секреты Гитлера на столе у Сталина» (М., 1995). Но и там нет даже иллюзорной тени намека на какую бы то ни было тень намека на матерную резолюцию! Более того, это издание именно тем ценно, что оно было осуществлено, во-первых, издательством объединения «Мосгорархив», т. е. высокими профессионалами именно в архивном деле; во-вторых, в 1995 г., когда, казалось бы, ничто и никто не смогли бы помешать публикации чего-либо очерняющего Сталина, в-третьих, публикация была осуществлена с прямой ссылкой на архив ЦА ФСБ (выше приводилась).

Если бы матерная резолюция действительно имела место тогда, 17 июня 1941 г., то по крайней мере о ней сообщили бы составители «Очерков Истории Российской Внешней Разведки» (3 т.). Ведь он-то выходил из печати в 1997 г., когда также никто и ничто не мешали публиковать что-либо очерняющее Сталина. Но и в этом солидном издании также нет даже иллюзорной тени намека на какую бы то ни было тень намека на матерную резолюцию.

Абсолютно ничего на эту тему нет и в мемуарах, к сожалению, ныне покойной выдающейся советской разведчицы Зои Ивановны Воскресенской, которая лично готовила эти сообщения «Старшины» и «Корсиканца» для доклада Сталину.