Трагедия адмирала Колчака. Книга 2
Шрифт:
12 Пепеляев, по словам Гинса, «забыл о всех текущих делах, не доложил адмиралу ни одного из присланных нами законопроектов и вместо расширения прав и демократизации состава Гос. Зем. Сов. потребовал созыва Зем. Собора». Из этих слов вытекает, что проект указа, предложенный Колчаку Пепеляевым от имени Совета министров, таковым не был.
13 У меня имеются данные, указывающие на то, что жел.-дор. рабочие Омска присылали к ген. Пепеляеву делегацию с предложением встать во главе движения и обещали его поддержать. Пепеляев отказался.
14 Совет министров (телеграмма Третьякова 9 декабря) предъявлял Сахарову обвинение в том, что он «сдал» врагу город, служивший центром возрождающейся России... и нанес удар всему национальному
15 В письме к Колчаку 27 декабря Сахаров, излагая подробно историю своего ареста, сам просил о всестороннем гласном и широком расследовании его деятельности [Приложение к «Борьба за Урал», № 348].
16 Сахаров был освобожден подошедшим отрядом Каппеля. И, по-видимому, у Каппеля произошло резкое объяснение с Пепеляевым.
17 Первоначально вновь Колчак хотел назначить на этот пост Войцеховского, но тот, по словам Сукина, отказался.
18 Семенов захватил в свои руки первый эшелон с золотом, отправленный в сентябре во Владивосток [Будберг. XV, с. 316]. Это самоуправство могло объясняться предвидением падения Омска и желанием обеспечить себя деньгами. Только полная неосведомленность ген. Жанена может объяснить все его рассуждения о передаче Колчаком золота Семенову. Мы уже отмечали ту щепетильность, которую в отношении золотого запаса проявлял все время Верховный правитель.
19 Существование такой телеграммы решительно опровергает подчас хорошо осведомленный в закулисных сибирских делах Ган (Гутман) в «Белом Деле» [III, с. 174].
20 Многих могло ввести в заблуждение то обстоятельство, что военная эсеровская организация приняла старое большевицкое наименование в Сибири — военно-социалистического союза.
21 Последние дни Колчаковщины. С. 85. О восстании в Томске перед захватом его Красной армией я, к сожалению, никаких характерных деталей не мог найти.
22 «Последние дни Колчаковщины»; «Красн. Лет.». X, с. 218.
23 Зиневич был расстрелян большевиками.
24 При выступлении, между прочим, был убит начальник милиции Малиновский, старый член партии с.-р.
25 Надо иметь в виду, что это явление, в той или иной степени, присуще было всей Сибири. У меня нет точных статистических данных, но показательно, что на одном Урале к концу 1916 года исчислялось на общую цифру рабочих в 178 630 человек, 53 434 военнопленных и 10 тыс. китайцев. На некоторых крупных предприятиях процент военнопленных доходил до 44 [ Сидоров К. Рабочее движение в России в годы империалистической войны. — «Очерки по истории окт. революции». Т. I, с. 216]. Несомненно, все это не могло не оказывать влияния на несколько специфический характер сибирского «пролетариата».
26 В г. Зиме состав Комитета был исключительно коммунистическим [Последние дни Колчаковщины. С. 197].
27 Я не останавливаюсь на разрозненных выступлениях в отдельных городах, не имевших непосредственной организованной связи с общим планом, который пытались осуществить «революционные» кадры. Пользовались каждым поводом для того, чтобы внести сумятицу в тылу. Напр., поводом для восстания 12 декабря в Верхоленске послужил приказ об избрании делегатов на Государственное Совещание. Восстанием руководил представитель эсеровской партии. Местные коммунисты (около Верхоленска) немедленно, конечно, примкнули к восстанию [сведения заимствованы из № 1 «Зем.-Нар. Газ.» в Иркутске].
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Политический Центр
1. Под лозунгом мира
Непосредственный участник всех событий того времени, пристрастный свидетель, к.-д. Кроль страницы своих воспоминаний о Пол. Ц. заканчивает несколько неожиданным признанием, что «массы не осознали насущной необходимости для них подлинного демократизма». «Если навязывать силой диктатуру пролетариата, коммунизм безнадежное стремление «загнать ослов дубиной в рай» (по удачному выражению покойного А. И. Шингарева), — продолжает Кроль, — то прямо химера попытка заставить народ против его воли бороться за народовластие». Те, которые считали только себя в Сибири истинными представителями народа, отнюдь не собирались призывать этот народ к борьбе за немедленное народовластие — их лозунгом являлись призывы к прекращению гражданский войны. Они базировались не на активной воле страны к действию, а на пассивном чувстве безразличия и апатии, которое постепенно охватывало не только массы, но и значительный круг квалифицированных борцов антибольшевицкого лагеря. «Выставляя лозунгом мир с большевиками, — говорит коммунист Ширямов, — Пол. Ц. правильно учитывал, что солдатские массы охотно пойдут на любое восстание, обещающее им этот мир» [Борьба за Урал. С. 283]. Призыв к прекращению гражданской войны и к миру с Советской Россией красной нитью проходит через всю агитационную литературу военно-социалистического союза и на практике воплощается в том соглашении с большевиками о признании единого с ними фронта, которое мы отмечали в первых восстаниях. Завершение свое он получил в Иркутске, где находился руководивший восстаниями орган.
Надо думать, что к концу ноября военные организации калашниковского бюро объединились уже около Пол. Центра1. «Сибоблдумский» этап с «Земским Собором» был пройден. Движение брала в свои руки организованная общественная сила в лице партийных комитетов, а не отдельных и случайных их представителей, действовавших больше на свой страх и риск и «снюхавшихся», по образному выражению Ракова, с таким «архиавантюристом», как Гайда». Декабрьская декларация Пол. Центра, отпечатанная в нелегальной типографии всесибирского краевого комитета партии с.-р., была подписана этим комитетом, бюро организации соц.-дем., земско-политическим бюро и цент. ком. объединенного трудового крестьянства (все те же эсеры).
После введения большевицкого пошиба «военно-буржуазной диктатуры» колчаковского Правительства, которое, спекулируя на войне с большевиками, декларируя лицемерно борьбу за демократический строй и «опираясь на союз реставрационных военных каст с паразитической... буржуазией», готовило при поддержке «других реакционных империалистических стран» священный союз мировой реакции, — после всех этих слов и «революционных» фраз П. Ц. объявляет, что принимает на себя руководство в борьбе с реакцией и ставит себе целью организацию временной революционной власти, в задачу которой входит прежде всего (пункт первый) «прекращение состояния войны с Советской Россией»2. Далее говорилось о созыве сибирского Народного Собрания, составленного из представителей органов местных самоуправлений, крестьян и рабочих на основе положения о выборах, принятых П. Ц., и об установлении «договорных отношений с революционными (?) государствами в целях совместной самозащиты от мировой реакции». Декларация подчеркивала, что П. Ц. «категорически отвергает всякую возможность учреждения на урезанной территории Сибири власти, претендующей на всероссийское представительство. Для сибирской демократии остается один путь — путь создания местной власти и установления договорных отношений с государственно-демократическими (выделение мое. — С.М.) образованиями, возникшими на территории России» [Последние дни Колчаковщины. С. 123—125]3.
Но вопрос шел не только о прекращении гражданской войны, «разбивающей демократию на два лагеря» (речь Калашникова на заседании Иркутской Городской Думы). Прекращение борьбы с большевиками возможно было лишь при низвержении власти «реакции». В этих целях надлежало все враждебные антиправительственные течения свести в одно русло — действовать «единым фронтом» с коммунистами. Понятно, почему на ноябрьское «земское» совещание в Иркутске приглашаются и коммунисты [«Сиб. Огни», 1927, № 5, с. 95]. Приходится признать, что большевики были последовательнее. Ширямов рассказывает: