Трагедия адмирала Колчака. Книга 2
Шрифт:
Фактические союзники П. Ц. в иркутских боях считали, что воля-то народа у них, но временно полагали нужным еще сохранить состояние «вооруженного нейтралитета». Это с самого начала создало в Иркутске двоевластие. Посылая своих представителей во Врем. Сов. Нар. Упр., губернский совет проф. союзов доводил до сведения П. Ц., что «единственной твердой, выражающей волю трудящихся формой власти является советская конституция, осуществляющая диктатуру пролетариата и крестьянства». Совет посылал своих представителей «с наказом о скорейшем осуществлении советской конституции как обязательной победы над реакцией и замены ею власти П. Ц.» [там же. С. 190].
В манифесте к населению П. Ц. говорил: «Власть П. Ц., власть гражданского мира, предпринимает немедленные шаги к установлению перемирия на советском фронте и начинает переговоры с советской
Пока велись переговоры в Томске, иркутские коммунисты открыто собирали свои силы. Положение П. Ц., по мнению иркутского коммуниста Ширямова, почти с первого же дня ничем не стало отличаться от положения только что свергнутого Правительства:
«Почти вся область была уже советской, и только Иркутск должен был занять выжидательную политику, вследствие присутствия в городе чехов и союзников... Мы поставили себе две цели: добиться Созыва совета раб. деп. и создать для него вооруженную силу, достаточную для отпора чехам... Опираясь на дружины, мы с первого же дня восстания легализировали свою работу. Объявили запись в партию, с 7 января стали издавать газету «Сиб. Правда»... «Сиб. Пр.», резко нападая на Полит. Центр, открыла кампанию за Советы и вызывала ежедневные запросы чехов Политцентру о ее правах на существование... Политцентр вынужден был принять это требование (созыв Совета р. д.), была образована специальная избирательная комиссия, и созыв Совета был назначен на конец января. Одновременно шло накопление наших вооруженных сил... Спешно проводились новые формирования, к Иркутску были подтянуты некоторые из партизанских отрядов; один из них, отряд Каландарашвили, стоял под самым городом. Еще в дни восстания к нам присоединились левые эсеры. Они занимали в армии и в штабе Политцентра ряд командных должностей; при их посредстве ни одно распоряжение штаба не ускользало от нашего внимания. Мы стремились собрать вокруг себя достаточно сил для борьбы за советы, не против Политцентра, который никакой силы не представлял, а против чехов... В сущности, с первого же дня после занятия города и широковещательного манифеста Политцентра началось и его разложение. Вступить в пего мы отказались, но представителя комитета послали с мандатом «присутствовать на заседаниях с информационной целью» [Борьба за Урал. С. 290—291]31
Центр. Ком. партии с.-р. успел принять постановление, в котором выражалось «глубокое моральное удовлетворение» по поводу происшедших событий. Московские руководители партии усматривали «в них осуществление в жизни решения IX Совета партии — перенести центр тяжести борьбы против контрреволюции на территорию этой последней, взрывая ее изнутри и борясь против нее не под знаменем большевиков, а самостоятельно и независимо от них, в первых рядах самого восстающего народа». ЦК «горячо» приветствовал «товарищей, сумевших выполнить долг чести партии по отношению к Сибири и к Правительству Колчака, предательски задушившему в Поволжье (?), Урале и Сибири дело Учредительного Собрания». В то же время ЦК одобрял «примирительную тактику по отношению к наступающим большевицким силам» и возлагал «всю ответственность за дальнейшие внутренние смуты и роковые международные осложнения... всецело на совесть безответственных диктаторов правящей партии» [постановление 28 января. — Последние дни Колчаковщины. С. 187-188].
Когда принято было только что процитированное постановление, «социалистического» правительства в Иркутске уже не существовало. За время своего кратковременного функционирования оно успело лишь в области экономической принять ассигнование на покрытие расходов по организации восстания Пол. Центра (10 1/2 млн руб.) и Воен. Соц. Союза (2 '/2 млн), объявить врагом народа Верховного правителя и восстановить смертную казнь32, причем в законопроекте о военно-полевых судах наказанию до смертной казни включительно подлежали виновные в нападении на жел. дор., на места заключения, в убийствах и т.д. [«Бюл. П. Ц.», №9, 17 января].
Примечания к главе третьей:
1 С.-р. «Воля» позже [1 января 1928 г.] сообщает, что краевым комитетом была выбрана пятерка для диктаторского руководства всей партийной работой на время подготовки и проведения восстания.
2 Спрашивается, каким образом мог Зензинов 17 января 1920 года в «Pour la Russie» [№ 12] категорически заявлять о лживости телеграммы Колчака, будто бы эсеры в Иркутске хотят мира с большевиками. Зензинов писал: «имя партии» с.-р., которая «первая (?!) подняла знамя борьбы против большевизма», гарантирует от подобного шага. Такой телеграммы в эти дни Колчак, конечно, давать не мог в тех условиях, в которые он был поставлен. Надо думать, что здесь имеется в виду или сообщение Червен-Водали 26 декабря о том, что «эсеровщина только прикрытие большевизма», или с запозданием проникшая в печать телеграмма Сукина 20 ноября, в которой говорилось, что лозунгом противоправительственного движения является «начатие мирных переговоров с большевиками». Зензинов в то время проявил лишь неосведомленность и непонимание своих партийных единомышленников в Сибири. Краковецкий, напр., в своем «покаянном» письме [«Сиб. Огни», 1922, № 1, с. 189] усиленно подчеркивает, что, принимая участие совместно с коммунистами в двух восстаниях, он держался коммунистических взглядов уже в 1919 г.
3 Экономическая платформа заключала, между прочим, пункт о «коллективизации тех отраслей промышленности, которые могут быть обобществлены при настоящем уровне... народного хозяйства», и о регулировании земельных отношений на основе закона о земле Учр. Собр. По поводу этой декларации «Чехосл. Дн.» [№ 231] писал: «Мы серьезно сомневаемся в том, что Сибирь в данный момент является зрелой для чисто социалистического правительства». Чешский орган указывал представителям российской «революционной демократии» на то, что конструкция классового представительства, намечаемого ими, противоречит представлению о демократии.
4 Достаточно прочитать отчет об «очередной субботке» в клубе Патлых 6 декабря, на которой собравшейся публике была доложена «живая газета» № 3. Это было сплошное издевательство не только над властью, но и над неудачами на фронтах [доклад контрразв. отд. — Последние дни Колчаковщины. С. 70].
5 Раков объясняет эту «легкость атмосферы» деятельностью Яковлева и промежуточным (!!) географическим положением Иркутска между Колчаком и Деникиным.
6 О готовящемся восстании знали решительно все, говорили и об участниках заговора вплоть до раскрытия псевдонимов (Йог. Фауст — Пав. Михайлов).
7 События довольно точно изложены также у Гинса.
8 По словам Гинса, все пароходы через Ангару находились также в руках чехословацкого отряда.
9 Интервью чешского представителя в Марселе [«Matin», 16 июня 1920 г.]. Гинс в декабрьской телеграмме Колчаку не так определенно рисует местную чешскую политику: «Чехи, понимая безвыходность положения, не желая воевать, мечутся между эсерами и большевиками, боясь активных действий, но опасаясь, в случае бездействия, попасть под иго анархии или оказаться лицом к лицу с большевиками. Их выступления типичны: они выражают полное недоверие к тому, что существующая власть способна остановить напор большевиков и уберечь страну от анархии. Отсюда их колебания между преобразованием власти и миром с большевиками» [Последние дни Колчаковщины. С. 126]. В. Иванов, со слов д-ра Гербека (пом. ред. «Чехосл. Дн.»), говорит, что Калашников накануне переворота имел с ним совещание [«В гражданской войне», № 76].
10 N сообщает, что поздно ночью к Яковлеву явился «представитель большевицкого штаба» Михайлов, который просил Яковлева гарантировать безопасность политических заключенных. Яковлев дал такую гарантию, а взамен получил слово, что при переходе власти к советам ни солдаты, ни офицеры отряда и милиции не будут преследоваться за прошлую борьбу с большевиками. Михайлов с своей стороны утверждает, что с просьбой прислать представителя для переговоров обратился в иркутский Комитет коммунистов сам Яковлев.