Трагедия царя Бориса
Шрифт:
– Мы играли с ним в шахматы, неожиданно царь повалился, потерял сознание.
Вскоре около покойника собрались родственники и придворные. Все скорбно молчали. Некоторые всхлипы – вали, вытирая слезы.
Василий Шуйский хоть и пытался надеть маску скорби, но у него не получалось, выдавали глаза, которые поблескивали радостью.
Нагие шепотом переговаривались между собой, понимая, что скоро грядут довольно сложные времена.
Борис Годунов подошел к Бельскому и зашептал ему на ухо:
– Надобно, Богдан, срочно принять меры предосторожности. В связи со смертью царя могут быть народные волнения. Ты, как руководитель дворовой думы, распорядись запереть ворота Кремля и расставить стрельцов на стенах, зарядить пушки и никого пока не впускать и не выпускать из города.
Как ни скрывали приближенные царя, что Иван Грозный умер, но все равно каким-то образом народ узнал об этом событии. Вскоре у стен Кремля стала собираться толпа горожан, которая быстро росла. Люди требовали открыть ворота и сказать правду.
Борис Годунов, видя, что события назревают серьезные, вдруг распорядился:
– Открыть ворота и допустить народ к Кремлю!
– Да ты что, Борис Федорович, с ума сошел?! – в страхе возмутился Богдан Бельский.
– Ты, Богдан, не беспокойся, я выйду на крыльцо к народу и сообщу им о смерти царя.
– Да как только они ворвутся к Кремлю, разнесут все кругом и нас поубивают. Ты же, Борис, знаешь, что толпа, как порох; стоит только бросить туда огоньку – все взорвется. Еще кто-нибудь из толпы закричит, что измена, что царя убили или еще что-нибудь придумают, так их потом никакой силой не остановишь.
А прятаться нет смысла, так как еще больше возникнет подозрение. Поэтому нужно открыть ворота. Я думаю, что люди мне поверят, и сохраним все окружающее от погрома.
Вскоре толпа была запущена на Кремлевскую площадь. Количество людей все росло и росло, а вместе с тем и напряжение, которое могло неожиданно разрядиться в погром.
Нужно было действовать решительно и смело, чтобы предотвратить наступающий бунт.
Борис Годунов торопливо перекрестился на образа и шагнул на крыльцо.
Толпа на некоторое время притихла, а затем взорвалась возмущением:
– Сами убили царя!
– Они убили!
– Если бы не были виноваты, то не стали бы запирать ворота!
– Это вы, бояре, убили царя!
Годунов перекрестился троекратно, поклонился во все стороны народу и крикнул в толпу:
– Клянусь перед Богом, что никто не повинен в смерти нашего царя! Его неожиданно постиг удар, он умер своей смертью!
Толпа притихла. Но вот кто-то с сомнением выкрикнул:
– Может и вправду они тут ни при чем! Говорят, царь последнее время сильно болел!
– А может и вправду, сам помер?!
Какой-то мужичонка тонким голоском закричал:
– Хотим царем Дмитрия!
Люди как будто этого и ждали, вся площадь взорвалась криками. Огромное количество людей задвигалось, разразилось ревом:
– Хотим царем Федора! По праву он наследник престола.
Спор разгорался все яростнее, кое-где в толпе начались потасовки.
Борис Годунов поднял обе руки вверх, призывая горожан к спокойствию.
Площадь притихла. Кто-то, еще не успокоившись, прокричал:
– Не посадите на трон Федора, сами посадим!
– Мы передадим ваши пожелания Земскому собору во главе с митрополитом. Он будет решать, кому быть царем! – ответил Годунов. Наложил на себя крест и, обращаясь к народу, сказал:
– Как повелит Господь, так и будет!
2
Царевич Федор Иванович находился на колокольне Ивана Великого. Он любил это место, где он мог находиться долгое время наедине и думать о Божественном бытие всего мира, об ангелах и святых. Здесь он часами мог молиться за здравие своего отца, жены и всех близких. Федор с трепетом встречал рассветы и закаты солнца, не забывая при этом прочитать молитву «Отче наш».
Особенно ему нравился колокольный звон. Когда он слышал мелодичный перезвон, ему казалось, что душа его стремится вверх и летает вместе с ангелами, и в это время ему всегда хотелось петь божественные молитвы. За это отец Иван Грозный прозвал его звонарем. Его даже не смущало, когда он слышал перешептывание дворян и бояр:
– Блаженный! Не в себе царевич-то!
Федор милостиво улыбался, глядя на приближенных отца, думая про себя: «Моя душа принадлежит богу! А ваши души погрязли в ненависти друг к другу из-за власти и денег. За мое блаженство Господь меня не оставит в беде и возблагодарит».
В этот раз царевич Федор только-только отчитал молитву «Отче наш» и хотел заняться колокольным звоном, как до него донесся небывалый шум на Кремлевской площади. Федор перегнулся через перила и посмотрел вниз. Увидев огромную толпу людей, произнес вслух:
– Что бы это значило? Может, беда какая случилась?!
В это время на площадку поднялся запыхавшийся дядя царевича Никита Романович Захарьин-Юрьев, а за ним его шурин Борис Годунов, и почти вместе выкрикнули:
– Беда! Беда, Федор Иванович!
Федор всплеснул руками и недовольно спросил:
– Что же это за беда такая, которая не дает мне молиться Богу?
– Батюшка твой неожиданно скончался! – выкрикнул Годунов.
Царевич на какое-то время даже остолбенел, затем повалился на колени, протянул руки к небу, взмолился:
– Господи, за что же ты мне даешь такие испытания?! Чем я тебе не угодил: или мало молился, или разгневал чем, или так тебе угодно?! Тогда прими душу грешного моего батюшки!
Пока царевич молился, в душе Бориса Годунова все кипело, он мысленно произнес: «Вот блаженный звонарь! Сейчас будет молиться до тех пор, пока все молитвы не перечитает! А там, у тела отца, его уже ожидают приближенные бояре, для того чтобы митрополит Дионисий зачитал перед всеми завещание».