Трагедия капитана Лигова

Вахов Анатолий Алексеевич

Георгий Георгиевич пока воздержался от высказывания своих планов. Он думал о бухтах, в которых побывал на, клипере, но ему хотелось услышать мнение более опытного моряка и китобоя. Лигов подошел к столу, положил руку на развернутую карту побережья Приморья. На ней Клементьев увидел пометки, видимо, сделанные Олегом Николаевичем.

— Вот я размышлял, — Лигов постучал пальцем по карте. — Думаю, что надо выбрать пустынную бухту с пологим берегом, удобную для стоянки судов и для строения. Нравится мне очень бухта Гайдамак. Это миль шестьдесят севернее Владивостока…

Северов с удовольствием следил за Лиговым, который сейчас напоминал ему прежнего Олега Николаевича, полного сил и энергии, когда создавал он колонию в бухте Счастливой Надежды. Олег Николаевич продолжал:

— Бухта небольшая, расположена в южной стороне западного берега залива Восток. Удобная якорная стоянка. Грунт илистый или песчаный. В головной части есть еще бухточка Гайдамачик, в диаметре приблизительно полутора кабельтовых [26] . Хорошо защищена от ветров… Впрочем, лучше взглянуть…

26

Кабельтов — морская мера длины 185,2 м.

Лигов говорил с увлечением. Последние слова выдали его желание выйти на китобойце в море. Клементьев закивал:

— Обязательно, господа. Как только решите…

— Завтра! — воскликнул Северов.

— На той неделе. — Лигов усмехнулся своей спокойной грустной улыбкой. — Привыкайте, Георгий Георгиевич, к темпераменту Алексея Ивановича. Ему все не терпится, все спешит. Так на той неделе пройдем в Гайдамак?

— Согласен! Команда успеет отдохнуть, судно приведу в порядок. — Клементьев начал благодарить Лигова и Северова за их любезное участие, но Олег Николаевич недовольно нахмурился:

— Мы выполняем свой долг, и мне очень неприятно, да, да, неприятно слышать от вас благодарность. За что? Мы же русские люди, и это наш долг перед Отечеством. — Лигов смотрел уже жестко, а вокруг губ резче обозначились глубокие складки. — Только убеждение, что мы делаем для развития русского промысла все, что в наших силах и возможностях, может содействовать нашему успеху. Простите за резкость!

— Вы правы, — нагнул голову Клементьев и, быть может, только сейчас со всей полнотой понял Лигова, его любовь к Родине, бескорыстность. Олег Николаевич уже прежним товарищеским тоном спросил:

— Кого же вы думаете пригласить капитаном на шхуну «Надежда»?

Георгий Георгиевич только пожал плечами — об этом у него еще не было и мысли. Клементьев перебирал в памяти имена знакомых моряков, но ни на ком не мог остановиться.

— Затрудняюсь сказать и тут жду вашего совета.

— Слышали о Константине Николаевиче Белове?

Но прежде чем Клементьев успел ответить, Северов воскликнул:

— Константин Николаевич дал мне клятву после потопления «Аляски» больше никогда не ступать на палубу китобойного судна!

— Кто хоть раз бил китов, — твердо, отчеканивая каждое слово, сказал Лигов, — тот навсегда останется охотником! Ты же вернулся!

— Ну, я… — смешался Северов.

— Белов такой же, как ты, как я. — Лигов обратился к Клементьеву: — Ваше мнение?

— Я не имею чести знать господина Белова, но ваша рекомендация… — начал Клементьев. Его перебил Северов:

— Отличнейший моряк! Человек — еще лучше! Будет вашей правой рукой.

Открылась дверь кабинета, и на пороге показался Ходов. Его лицо, покрасневшее, быть может, от жара кухонной плиты или лишней рюмки рома, было торжественно-радостно. Расправив усы, Фрол Севастьянович громко проговорил:

— Ваше высокородие, кушать подано!

— Вы не откажетесь отобедать у меня? — обратился Лигов к Клементьеву, жестом приглашая гостей в столовую.

Большой овальный стол был ярко освещен лампами, бросавшими белый свет на блюда, бутылки, бокалы. Только сейчас Георгий Георгиевич заметил, что уже наступил вечер. Все заняли места, но оставалось еще три свободных прибора. «Кого-то еще ждут», — подумал Клементьев, наблюдая, как Ходов по знаку Лигова разливал в рюмки водку.

— Ну, что же твои мешкают? — обратился Лигов к Северову. Алексей Иванович нетерпеливо крикнул в раскрытую дверь, ведущую в глубину квартиры:

— Джо! Дети! Мы ждем вас!

— Идем, папочка! Идем! — донесся звонкий детский голос, и из полумрака коридора выбежали мальчики, которых Георгий Георгиевич видел при входе в дом. Следом за ними вошел высокий негр. Это был Джо Мэйл.

Мальчики подошли к Северову, поцеловали его в щеки и с любопытством, без всякого смущения стали рассматривать Клементьева. Было видно, что дети привыкли быть на людях, находиться среди взрослых.

— Что же вы не здороваетесь с господином Клементьевым? — с мягкой укоризной сказал Северов. Он с любовью смотрел на мальчиков и, повернувшись к Георгию Георгиевичу, представил их: — Мои сыновья Геннадий и Иван.

Сыновья Алексея Ивановича подошли к Клементьеву и смело встретились с ним взглядом. Теперь капитан мог хорошо рассмотреть детей. Они были несколько высоки для своих лет, с необычно смуглыми лицами, большими темными, как у отца, глазами, опушенными длинными ресницами. Широкие скулы придавали им нерусские черты. Это еще больше подчеркивалось черными прямыми волосами.

Братья обменялись с Клементьевым крепким рукопожатием. В темных глазах ребят было любопытство, им хотелось о чем-то спросить Клементьева, но они сдержались и заняли свои места. Затем Северов представил негра:

— Джо Мэйл, наш товарищ и лучший друг моих сыновей! Негр сдержанно улыбнулся и с сильным акцентом проговорил:

— О, ви ошень добры, Алешей Ифанович!

Лигов сидел молча. Георгий Георгиевич заметил, что Олег Николаевич с грустью посматривал на сыновей друга. Видимо, тяжелые воспоминания нахлынули на него.