Трагическая любовь атамана Артема
Шрифт:
Уже в ночь на восемнадцатое августа отряд Артема Онищука, переправившись через реку Южный Буг возле села Никифоровцы, и, получив соответствующую информацию от перевозчика Петра, проводит акцию в соседнем с Никифоровцами селе Лука-Немировская. Неожиданное нападение на милицейскую заставу позволило пополнить запасы отряда оружием и шестью конями. Местных милиционеров, как и в большинстве предыдущих случаев стычек с представителями гражданской большевистской власти, повстанцы убивать не стали, а, проучив плетями, отпустили на волю.
Переночевав в Луке-Немировской, утром на следующий день отряд переместился в село Потуш. В этом сели повстанцы реквизировали у продотряда, и раздали крестьянам большую часть со ста пудов зерна, собранного
За время, которое прошло с момента занятия городка Тывров, численность отряда увеличилась за счет жителей сел волости почти до ста всадников. Однако, несмотря на наличие довольно значительной военной силы, большинство акций отряда Артема Онищука проходили почти бескровно. И только в случаях вооруженных стычек участники этого сопротивления были убиты, как, например, это произошло в селе Сильница. Да и к тому же самого атамана Артема в том селе небыло.
На этом месте, следовало бы обратить внимание на довольно гуманное отношение самого атамана Артема Онищука к пленным продагентам и красноармейцам. Он вел себя довольно гуманно, в отличие от отношения к тем же лицам другого известного атамана Орла (Якова Гальчевского-Войнаровского), который действовал в соседних уездах. Свою борьбу за украинскую государственность Артем Онищук начинал в 1919-м году вместе с тем же Гальчевским (Орлом), находясь в составе старшин 61-го полка, который был к тому времени под командованием подполковника Анания Волынца. Артем Онищук служил в этом полку сотником четвертой сотни, а Яков Гальчевский на то время был сотником пушечной батареи.
Как известно, из исторических источников 25-го января 1919-го года, согласно приказу № 43 штаба Холмско-Галицкого фронта Гайсинский курень имени атамана Симона Петлюры был переформирован на 61-й пеший действующий полк в составе 19-й дивизии с расположением в городе Староконстантинов, что на Волыни. В скором времени 61-й полк отправился на Северо-Западный фронт в распоряжение его командующего Владимира Оскилка [1,21].
Со второй половины февраля приблизительно до двадцатого марта 1919-го года 61-й полк вел с переменным успехом бои против частей Красной армии в районе Костополь — Домбровица (ныне Дубровица) — Столино — Речица. Во время мартовского наступления Армии УНР 61-й полк принимал участие в боях возле Костополя, Немовичей и Сарн. Вместе с 56-м Немировским и 57-м Гайсинским полками возле города Сарны, 61-й полк отбросил большевистские части за реку Припять. А когда в конце апреля Красная армия, прорвала фронт в направлении на Житомир и Новоград-Волынский, то 61-й полк оказался в окружении.
Ананий Волынец, получив специальную задачу от командира дивизии Добрянского, в ночь на 23 апреля с частью своих гайсинцев прорвал фронт и отправился в тылы Красной армии — на соединение с повстанцами Дмитрия Соколовского, которые действовали в районе Радомышля. Волынец планировал через этот повстанческий район выйти в родной Гайсинский уезд, чтобы поднять там восстание против большевиков.
Яков Гальчевский, с остальными казаками и старшинами, в числе которых был и Артем Онищук, остался в полку и был назначен командиром 61-го полка имени Симона Петлюры. А поскольку Армия УНР откатилась на Ровно, то Гальчевский повел свой истрепанный полк за ней и ему удалось вывести часть из окружения.
Вскоре Яков Гальчевский получил приказ Симона Петлюры прибыть на станцию Радзивилов. Главный атаман приказал Гальчевскому с несколькими старшинами и казаками отправиться через фронт на связь с партизанами и организовать акцию разрушения тылов Красной армии. Сдав полк старшине Шынкаренко, Яков с несколькими боевыми побратимами перешел фронт. Тогда, в мае 1919-го, и началась его повстанческо-партизанская эпопея, которая длилась с небольшими перерывами почти до 1925-го года.
В 1921-м году начался новый наиболее активный этап повстанческо-партизанской деятельности Якова Гальчевского. «Я знал, — говорил он, — что новое повстанческое движение, которое я вызову, не будет иметь видов на положительные последствия, особенно для участников восстания. Из периферий мы Украины не создадим, оккупантов не прогоним, но с другой стороны не погибнем бесславно, как бараны, а с оружием в руках — по-козацки. Дадим кроваво ощутить этим инородцам — большевикам и жидам, а также и своим предателям, которые спутались с коммунарами, что не все еще пропало. Правда, пропадет много наших, погибнет много невиновных людей, но когда лес рубят, то щепки летят. Каждая новая жертва — кирпич в наш национальный дом, потому что никогда человеческая кровь не льется напрасно! Думалось, а может, Запад, когда узнает о повстанческом движении, скорее осуществит интервенцию. А если нет, то своими выступлениями заставим коммунистических лидеров пойти, хотя бы на фикцию украинства… И так, с Богом — к делу» [22].
Как военный специалист, Гальчевский от самого начала своей повстанческо-партизанской деятельности организовал очень эффективную разведку и контрразведку. Его осведомленность поражала даже близких товарищей. Он всегда знал, что и где происходит, потому что везде имел своих информаторов — на железной дороге и телеграфе, в ревкомах и «комбедах», даже в военных частях и ЧК. Особое внимание он уделял изобличению и уничтожению «секретных сотрудников ЧК»… Он не жалел вознаграждений для местного еврейского населения. И евреи исправно собирали для него информацию. Понимание того, что в партизанской деятельности разведка и контрразведка имеет особое значение, долго оберегало жизни атаману и его казакам.
Яков Гальчевский, в противоположность Артему Онищуку, был действительно жестоким человеком, который боролся за освобождения украинского народа от большевистского порабощения всеми доступными ему средствами. «Это было время, — писал он, — когда всех почти большевиков я со своими казаками пускал в „расход“ лично, чтобы их наибольшее количество встретилось „там“ с моим братом! Когда мне приходилось стрелять какого коммуниста, то обязательно он получал пулю в то место, где сходились брови. В это место, после страшных мучений, жид Хаим Бург из нагана застрелил моего младшего и единственного брата! Чувство мести есть страшным, и делает человека, пока она не успокоит жажды мести, также страшным. Всякие экзекуции мне были противны, но жажда мести и ненависть делали меня жестоким человеком, а главное — я имел силу сносить все, чтобы побольше насолить коммунистам».
«Жестокое время не имело к нам сантиментов, как и люди с противной стороны, — утверждал Гальчевский. — Не могли и мы иметь жалости к представителям советских застенков» [20]. Не имел жалости Гальчевский и к тем украинцам, которые предали свой народ и пошли на службу к оккупанту — их он истреблял особенно тщательно.
10. Отряд Северной повстангруппы
В дальнейшем, с целью создания сильного ударного кулака против красных, и руководствуясь приказами командующего Северной повстангруппой полковника Карого, Артем на некоторое время объединяется с отрядами атаманов Лыхо и Огня.
Здесь следует отметить, что перед этим объединением атаман Лыхо, который к тому времени еще находился под влиянием предыдущих разговоров с Артемом и Эльзой, сделал попытку сдаться большевикам. Но тот же Артем, который в свое время призвал атамана к амнистии, теперь был вынужден вернуться к повстанческим действиям, и имел отряд больший, чем отряд атамана Лыхо. Поэтому он, чтобы помешать сдаче, арестовал Лыхо и весь его штаб. Однако во время этого ареста отдельные члены штаба атамана Лыхо, такие как Кривонос, Флерка, Рюрик и Плахотнюк убежали вместе с атаманом Нечаем и сдались большевикам. Лыхо, теперь уже вместе с Онищуком, снова начал борьбу [2, 16].